К истории русского футуризма. Воспоминания и документы

Через ограды усыпальниц толстых журналов, через кордоны академий, опрокидывая витрины институтов красоты, под охранительный свист банковско-желтой прессы мы вышли на эстраду к живой и ищущей отдушин аудитории. Мы сознательно связывали наши анти-эстетские “пощечины” с борьбой за разрушение питательной среды, взрастившей оранжереи акмеизма, аполлонизма, арцыбашевской и кузминской порнографии. Пусть мы только срывали флаги и эмблемы с разжиревшего особняка лабазников. Все равно это было оскорблением, мятежом. Так и расценивала нашу взрывную работу полицейщина. Желтая печать травила нас, не гнушаясь доносом: – вот они, бунтовщики! Цензура обезображивала наши книги оспой отточий и пробелов. Пристава стояли наготове за нашими спинами во время диспутов.

– Не позволю оскорблять Пушкина и прочее начальство! – заявил Маяковскому полицейский в Харькове⁶.

“Степан Разин”, роман В. Каменского, вышедший в конце 1915 г. и распроданный в три недели, был принят как вестник мятежа и принес автору наряду с успехом и неприятности с полицией…

Есть такая известная фраза: “Трудно прожить свою жизнь против собственной шерсти”. Футуристы жили по своей шерсти и, естественно, оказались в лагере революции. Октябрь окончательно показал, кто с кем.

Здесь воистину водораздел двух эпох. Андреевы, Арцыбашевы и компания, писавшие на “революционные сюжеты”, с первых же дней оказались в стане белоэмигрантской контрреволюции. Шантанная этуаль – Игорь Северянин, для которого в Октябре

Мужчины, переставши быть людьми,Преступниками стали поголовно…⁷

для которого Октябрь —

Какие ужасающие дни!Какая смертоносная отрава!⁸ —

посвящает будетлянам такие тупоумные “прочувствованные” строки:

И вот теперь…Когда завыла чернь, как сука,

Хватив искусство батогом,………………………………………Теперь, когда холопу любоМазнуть Рафаэля слюной, —Не вы ль, о футуристы-кубо,Происходящего виной?Не ваши ль гнусные стихозыИ “современья пароход”Зловонные взрастили розыИ развратили весь народ?⁹

Вот продолжение и конец керченской стычки между будетлянами и эго-Северяниным. Отброшенный нами еще в 1915 г., он нашел прямую дорожку в белую эмиграцию, откуда призывает интервентов против Советов, а заодно и против будетлянства, которое —

Как готтентоты и зулусыТлит муз и пакостит алтарь.А запад – для всего гуманный!.. —

С презреньем смотрит сквозь лорнетНа крах ориентальной, страннойЕму культуры в цвете лет.И смотрит он не без злорадстваНа политических вампук,На все республичное царство,Где президентом царь Бурлюк.И т. д. и т. д.(“Менестрель”. Берлин. 1921)¹⁰

Понося в плоских шансонетках кубофутуристов, Северянин ставит им в пример Зинаиду Гиппиус, ту самую, которая откликается на Октябрь:

И вас, предатели,Я ненавижу больше всех,Со страстью жду, когда отведаю

Я вашей крови… Сладко мстить…¹¹

Змеиный шип придавленной гадины! Кровожадная и бессильная злость, задыхающаяся ругань.

Как не похоже на эту мертвечину бурное половодье будетлянских песен Октябрю.

Волен и широк ритм поэм В. Каменского, весь нутряной размах его стиха, полный дыханья мощной Волги:

Ну, р-раз еще – сарынь на кичку —Я знаю час свой роковой —За атаманскую привычкуНа плаху лягу головой.………………………………….Прожито все – что назначено.Добыто все – головой.Дело навеки раскачено.Эй – заводи рулевой¹².………………………………….

Мы все – кирпичи. Кирпичи.Великий ИльичИльичИльичНас жить научиНаучи!¹³

Грозным гулом восставших рабочих толп полны строки Маяковского:

Бейте в площади бунтов топот!Выше, гордых голов гряда!Мы разливом второго потопаПеремоем миров города¹⁴.

Впрочем, как встретил Октябрь Маяковский, этот “барабанщик революции”, общеизвестно. Даже вопроса “принимать или не принимать” у него (как и у других москвичей-футуристов) не было. (См. Маяковский – “Я сам”¹⁵.)

Отношение Хлебникова к событиям ясно из его поэмы “Октябрь на Неве” (1917-18 гг.).