К истории русского футуризма. Воспоминания и документы

– В эти дни, – писал он, – странной гордостью звучало слово “большевичка”¹⁶.

Любопытно предоктябрьское поведение Хлебникова. Здесь сказались все своеобразие поэта и его пристрастие к народному балагану¹⁷.

– Есть ли человек, которому Керенский не был бы смешон и жалок? – говорил Хлебников при временном правительстве. Он воспринимал Керенского как личное оскорбление и со всей своей фантазерской непрактичностью строил “уничтожающие” проекты:

– Заказать игрушечным мастерам пищащих чертиков с головой главнонасекомствующей. (Хлебников упорно звал Керенского Александрой Федоровной – именем отставной царицы.) Это будет очень ходовой товар, – говорил Велимир, – Керенская дуется и в писке умирает.

– Сделать чучело Керенской и с торжественной демонстрацией нести ее на руках до Марсова поля, где, положив недалеко от братской могилы, высечь так, чтобы стоны секомой слышали павшие в феврале с ее именем на устах. (Хлебников называл это “высекновением”, на манер “усекновения”, чтобы передать “торжественность” обстоятельств.)

Наконец, третий, самый радикальный проект “свержения” заключался в том, что по жребию кто-нибудь из неразлучной тогда тройки – Хлебникова, Дм. Петровского и Петникова – отправится во дворец и, вызвав Керенского в кулуары, даст ему пощечину от всей России.

Накануне Октября Хлебниковым и его друзьями было послано такое письмо:

Здесь. Мариинский дворец. Временное правительство. Всем!

Всем! Всем!

Правительство Земного Шара на заседании от 22 октября постановило:

Считать Временное Правительство временно несуществующим, а главнонасекомствующую А.Ф. Керенскую – находящейся под строгим арестом¹⁸.

Не менее озорной была и другая демонстрация ненависти Велимира к незадачливому правительству.

Как-то он и его приятели позвонили из Академии художеств:

– Будьте добры, соедините с Зимним дворцом.

– Зимний дворец? Говорит артель ломовых извозчиков.

– Что угодно? – Холодный, вежливый, но невеселый вопрос.

– Союз ломовых извозчиков просит сообщить, как скоро собираются выехать жильцы из Зимнего дворца.

– Что, что?

– Выедут ли насельники Зимнего дворца?.. Мы к их услугам…

– А больше ничего? – слышится кислая улыбка.

– Ничего¹⁹.

Там слышат, как здесь, у другого конца проволоки, хохочут Хлебников и его друзья.

Из соседней комнаты выглядывает чье-то растерянное лицо. Через два дня заговорили пушки²⁰.

Конечно, Хлебников не ограничивался одними издевательскими выпадами против временного правительства и мечтал выйти вместе с рабочими на баррикады. Однако его, слишком рассеянного и не приспособленного к бою, друзья не могли пустить в схватку. Он был не то что храбр, как-то не сознавал, не ощущал опасностей. В Октябрьские дни в Москве, куда он переехал из Петербурга, он совершенно спокойно появлялся в самых опасных местах, среди уличных боев и выстрелов, проявляя к происходящему огромный интерес. Такое поведение было тем безрассуднее, что в этой обстановке он часто забывался, целиком уходя в свои творческие замыслы.

О работе будетлян в Москве в первые дни после Октябрьской революции В. Каменский рассказывает: