К портретам русских мыслителей

Их различия коренились в социальном положении и национальной идентификации: Лосский происходил из скромно обеспеченной польско-русской семьи, но считал себя лицом «с решительно русским национальным сознанием» (с. 119), а своей неоспоримой родиной – Россию; Штейнберг, принадлежал к зажиточной еврейской семье с богатой родословной (с. 66) и разделял сионистские убеждения (работал на «сохранение мирового еврейства как коллектива») (с. 25), но в то же время отдавал себе отчет, что не только раздваивался между двумя культурами – русско-европейско-христианской и библейской, – но и служил связующим звеном между ними. Хотя бóльшая часть его жизни прошла за пределами России, у него было две родины.

Николай Онуфриевич Лосский (1870—1965) известный философ эпохи русского религиозно-культурного ренессанса начала ХХ века, развивавший идеи конкретного «идеал-реализма», с детства терпел лишения: его многочисленная семья рано потеряла кормильца-отца. Обучение Лосского проходило сначала в родной Витебской гимназии, откуда он был отчислен в 1887 году за пропаганду социализма и атеизма (этап, типичный для поколения тех лет), затем в скитаниях по заграничным университетам в поисках сносных (по стоимости) условий обучения. Жизненная дороговизна вынудила его на какое-то время прервать обучение и наняться на службу во Французский Иностранный легион в Алжире, откуда он с трудом вырвался благодаря, в том числе, и участию в его судьбе случайных лиц, можно сказать, первых встречных. Он решил вернуться домой, чтобы, накопив средств, снова отправиться учиться в Европу. Домой через границу он пробирался без гроша в кармане, ночуя вместе с нищими и бездомными в ночлежках. Подчас он оказывался в совершенно фантастических обстоятельствах: «Была полночь, когда я сошел с паровоза и пошел по шпалам в Двинск. Мне предстояло около ста верст пути. Ночь была ясная, луна начала подниматься на горизонте. Я вошел в густой длинный лес. Вдали послышался вой, я подумал, что это воет волк, и почувствовал, как волосы буквально поднимаются дыбом на голове. Любимого ружья, которое прежде сопровождало меня в ночных похождениях и придавало мне храбрости, со мною не было. К счастью, однако, все обошлось благополучно» (с. 63). Скитания Лосского по европейским университетам с учебником «Физики» подмышкой отчасти напоминали странствия Григория Сковороды с неразлучной Библией.

Пережитые за границей неудачи и охватившую его затем депрессию Николай Онуфриевич преодолел «умственным трудом» (с. 64), жаждой образования и непреодолимой «тягой к философии». Он оканчивает физмат Санкт-Петербургского университета, но уже тогда ощущает, что его интересы направлены исключительно на «царицу наук», и он ставит задачу развить собственную теорию познания на путях преодоления Юма и Канта. Он снова едет «на стажировку» в Германию, где знакомится с такими философскими величинами, как В. Виндельбанд, Л. Циглер и Г. Риккерт; защищает в Петербурге магистерскую (1903), затем докторскую (1907) диссертации, профессорствует там.

Являя собой по складу натуры, казалось бы, классический тип кабинетного ученого, Лосский совмещает тягу к «splendid isolation» (великолепному уединению – с. 134), с деятельным участием в научно-общественной и издательской жизни; сочетает безупречную преданность истине с глубокой ответственностью перед обществом и гражданской отвагой. Он входит в деятельный «Союз преподавателей» (защищавших программы углубленного образования, а также попираемые интересы студентов); откликаясь на просьбу Н.А. Бердяева и С.Н. Булгакова, возглавляет значимый для того времени журнал «Вопросы жизни»; основывает совместно с Э.Л. Радловым солидное непериодическое издание «Новые идеи в философии»; после революции 1905 года входит в правление «Религиозно-философского общества». В статье «О народовластии» Лосский[1079]

, преодолевая сопротивление цензуры, выступает против нападок обер-прокурора Святейшего синода К.П. Победоносцева на представительную систему правления[1080]. В то же время Лосский не разделяет поверхностного взгляда на демократию: «Я был сторонником демократического представительного образа правления, относясь равнодушно к тому, будет ли это республика или монархия» (с. 126), – так выражает автор глубокий взгляд на сущность действия демократического механизма в противовес расхожим прогрессистским штампам, разводящим монархию и демократизм. И это только разрозненные примеры его деятельности.