"К предательству таинственная страсть..."

На разноцветной обложке этого таинственного еженедельника грубо и аляповато был нарисован Колонный зал Дома Союзов с громадным портре­том Сталина на фасаде. К фасаду Дома Союзов сбоку от Сталина почему-то была пристроена Спасская башня Кремля с пятиконечной звездой. Вся Пуш­кинская улица и часть Охотного ряда, переходящего по плавному изгибу в Пушкинскую, были буквально переполнены человеческими фигурами, голо­вами и лицами с искажёнными гримасами, с кричащими ртами... Видимо, американский художник так представлял себе прощанье советского народа со Сталиным, которое произошло 9 марта 1953 года и где побывали и я, и Евту­шенко. Но мы прошли по той траурной Пушкинской в молчаливой очереди, плывущей ко входу в Колонный зал. И самое главное: на фоне безобразно орущей толпы с искажёнными от горя и злобы ртами был нарисован лик поэта, в котором с трудом можно было узнать Е. Е. с клочьями волос, прилипших ко лбу, с губами, сжатыми в чёрную нитку, с сумасшедшим взглядом и надпи­сью на верхнем краю обложки: “Блистательная история жизни и борьбы за свободу советского поэта при Сталине и Хрущёве”. Далее следовало ко­роткое безымянное вступление от редакции Saturdey Evening Post, объсняющее американским читателям, кто такой Евтушенко и почему его “Автобиогра­фия.” удостоена такой чести, что о ней пишет сам Аллен Даллес:

“Автобиография Евгения Евтушенко.

Для того чтобы высказаться против беспринципной диктатуры, нужно му­жество. Тридцатилетний русский поэт Евгений Евтушенко обладает мужеством произнести беспощадный приговор советскому коммунизму, которого не про­износил ни один писатель. Кремль запретил эту книгу, но впервые американ­ские читатели могут узнать почему”.

А далее следовало само предисловие Даллеса:

“Хрущёв получил бунт и не знает, как с ним поступить. Восстание интеллектуалов, поддержанное многотысячными толпами народа, со­бравшимися в Москве, чтобы послушать, как Евгений Евтушенко читает свои стихи. И это наиболее опасное для советского режима восстание. Три десятилетия тому назад против коллективизации восставали крес­тьяне: “Это было ужасно, — признавался Сталин Черчиллю в критичес­кие минуты 1942 года, — в восстании участвовали 10 миллионов кресть­ян”. По словам Сталина, потребовалось четыре года, чтобы подавить это восстание. Через 7 лет Хрущёв показал, что он может быть более без­жалостным, чем Сталин, когда послал вооружённые до зубов дивизии в Будапешт, чтобы потопить в крови венгерское восстание 1956 года.

Сейчас другое дело. Вооружённые войска и массовое кровопроли­тие — бесполезные инструменты против поэтов и артистов. И Хрущёв сам распахнул двери для возмущённых интеллектуалов. Он мог тихонь­ко похоронить сталинизм, но вместо этого в секретной речи 1956 года стал плясать на могиле Сталина и проклинать его. Эта речь была пред­назначена лишь для узких партийных кругов, но Центральное разведы­вательное управление США завладело текстом речи и опубликовало его по всему миру. Как пишет Евтушенко в “Автобиографии рано созревше­го человека”, “хрущёвское разоблачение сталинских чудовищных пре­ступлений оказалось искрой, от которой и разгорелось восстание интел­лектуалов”. И как теперь быть? Либо нужно возвращаться к сталинизму, либо разрешить свободы, которые сокрушают всю советскую систему. Вот проблема, с которой столкнулись Хрущёв и советские руководите­ли. На последнем съезде ЦК Компартии (XXI съезд ЦК КПСС 1962 г. — Ст. К.) Хрущёв отказался от мирного сосуществования между коммуни­стической и буржуазной идеологиями: “Этому не бывать!” — сказал он и добавил, что партия продолжит руководить интеллигенцией.

На мой взгляд, это предвестие нового периода тяжёлого идеологи­ческого давления, а возможно, и жестоких репрессий. Евтушенко и его друзья-интеллигенты, скорее всего, станут первыми мишенями. При помощи идеологического давления можно достичь первоначальных хрущёвских целей даже без применения чрезвычайных мер.

Богемная жизнь Евтушенко и других молодых интеллигентов, воз­можно, не приведёт к репрессиям и мученичеству. Вопреки призывам его друзей-либералов стойко стоять, Евтушенко уже пошёл на компро­мисс и согласился на некоторые поправки в своей знаменитой поэме “Бабий Яр”. Журнал “Новый мир”, который первым опубликовал пронзи­тельную историю о сибирском концлагере “Один день Ивана Денисови­ча” (февраль 1963 года), тоже частично склонился перед официальной линией. Мало того, вожди восстания интеллигенции, в числе которых значится и Евтушенко, по убеждениям коммунисты, что делает их по­слушными требованиям партии.