"К предательству таинственная страсть..."

Чекисты с русских скальпы драли,

Из скальпов завели “экспорт” —

Того не разберёт сам чёрт!

В кровавом раже идиотском

Ты куролесил с Лейбой Троцким,

А сколько этот шкур дерёт —

Сам чёрт того не разберёт!

Но всё же толковал ты с жаром:

“При Лейбе буду... лейб-гусаром!”

Увы! — Остался ни при чём:

“Ильич” разбит параличом,

А Лейба вылетел “в отставку”!

С чекистами устроив давку

И сто очков вперёд им дав,

Кавказский вынырнул удав —

Нарком-убийца Джугашвили!

При нём волками все завыли:

Танцуют смертное “танго” —

Не разберёт сам чёрт того!

Хотя удав и с кличкой “Сталин” —

Всё проплясали, просвистали!..

Дурак, не затевай затей:

Пляши, и никаких чертей!

III

Смеялись звёзды и планеты

Над дьявольскою пляской этой;

Голодные кружили псы

У опустелой полосы:

Из щелей выползали гады,

Любви и солнца тризне рады,

И, попирая жизни новь,

Невинную лакали кровь...

Вот эти 20 с лишним строчек — это всё, что оставил Е. Е. от потрясающе­го стихотворенья Пимена Карпова:

Рабы, своими мы руками

С убийцами и дураками

Россию вколотили в гроб.

Ты жив, — так торжествуй, холоп!

Быть может, ты, дурак, издохнешь,

Протянешь ноги и не охнешь:

Потомству ж — дикому дерьму —

Конца не будет твоему:

Исчезнет всё, померкнут славы,

Но будут дьяволы-удавы

И ты, дурак из дураков,

Жить до скончания веков.

Убийством будешь ты гордиться,

Твой род удавий расплодится, —

Вселенную перехлестнёт;

И будет тьма, и будет гнёт!

Кого винить в провале этом!

Как бездну препоясать светом,

Освободиться от оков?

Тьма — это души дураков!..

IV

...И мы взываем с новой силой —

Господь, от глупости помилуй!

Не то на растерзанье псам

Напорешься, Господь, Ты Сам!

........................................

1925

Однако не Пимен Карпов был самым близким Есенину поэтом в роковые двадцатые годы, таким был Алексей Ганин. Он вырос в крестьянской семье из деревни Коншино Вологодской области, окончил вологодское медицинское училище и в 20-летнем возрасте уже стал на Вологодчине известным поэтом. В начале войны 1914 года его призвали в армию, где он встретился в Царском Селе с санитаром Сергеем Есениным и вошёл в круг его друзей — Петра Оре­шина, Сергея Клычкова, Николая Клюева и Пимена Карпова. Через год вме­сте с Сергеем Есениным и Зинаидой Райх Ганин побывал на Соловках, а по возвращении в Вологду он присутствовал как поручитель невесты на венчании Сергея и Зинаиды в вологодской Кирико-улитовской церкви... После револю­ции Ганин добровольно вступил в Красную армию, служил фельдшером в ар­мейских госпиталях, издал в Вологде несколько литографированных стихо­творных сборников. Один из них — “Красный час” — был посвящён Есенину. В 1922 году Ганин перебрался в Москву, где вместе с Есениным, Клюевым, Клычковым и Карповым участвовал в литературных вечерах крестьянских по­этов и где издал свою последнюю при жизни поэтическую книгу “Былинное по­ле”. Следующая книга Алексея Ганина вышла в Архангельске лишь через 70 лет. Её собрали мы с сыном после тщательного изучения “следственного дела” Алексея Ганина и его расстрела на Лубянке 30 марта 1925 года. Он был осенью 1924 года арестован и прошёл через пытки и допросы, которыми ру­ководил обер-палач ЧК Яков Самуилович Агранов. А ордер на арест Ганина был подписал 1 ноября 1924 года самим Генрихом Ягодой. О том, кем был при жизни Алексей Ганин для Есенина и всех его друзей, написал тот же Пимен Карпов в леденящем душу стихотворении, которое стало отчаянным вызовом не только комиссарам госбезопасности Ягоде и Агранову, но по существу всей властной номенклатуре 1920-х годов.

В ЗАСТЕНКЕ

Памяти А. Г.

Ты был прикован к приполярной глыбе,

Как Прометей, растоптанный в снегах,

Рванулся ты за грань и встретил гибель,

И рвал твоё живое сердце ад.

За то, что в сердце поднял ты, как знамя,

Божественный огонь — родной язык,

За то, что и в застенке это пламя

Пылало под придушенный твой крик!..

От света замурованный дневного,

В когтях железных погибая сам,

Ты сознавал, что племени родного

Нельзя отдать на растерзанье псам,

И ты к себе на помощь звал светила,

Чтоб звёздами душителя убить,

Чтобы в России дьявольская сила

Мужицкую не доконала выть...

Всё кончено! Мучитель, мозг твой выпив,

Пораздробив твои суставы все,

Тебя в зубчатом скрежете и скрипе

Живого разорвал на колесе!

И он, подъяв раздвоенное жало,

Как знамя над душою бытия,

Посеял смерть: ему рукоплескала

Продажных душ продажная семья.

Но за пределом бытия, к Мессии —

К Душе Души — взывал ты ночь и день, —

И стала по растерзанной России

Бродить твоя растерзанная тень.

Нет, не напрасно ты огонь свой плавил,

Поэт-великомученик! Твою

В застенке замурованную славу

Потомки воскресят в родном краю.

И пусть светильник твой погас под спудом,

Пусть вытравлена память о тебе —

Исчезнет тьма, и в восхищенье будут

Века завидовать твоей судьбе...

А мы, на ком лежат проклятья латы,

Себя сподобим твоему огню,

И этим неземным огнём крылаты,

Навстречу устремимся Звездодню!

1926