К востоку от Берингова пролива

Что ни год — новые свершения. Баранов расширяет районы промысла пушных зверей, завязывает торговлю с королем Гавайских островов и с китайскими купцами, отстраивает столицу Русской Америки и основывает в Калифорнии форт Росс, печется о пополнении библиотеки и обучении детей поселенцев географии, математике, даже французскому языку.

Что ни год — новые испытания. Индейцы захватили И разгромили Якутат. В Ново-Архангельск приходит голод. Раскрывается заговор против Баранова, происходят пожары, кораблекрушения…

В 1818 году Баранов получил отставку «за старостью» и в том же году выехал в Россию, но по пути на родину скончался. В теплых водах Зондского пролива «Пизарро Российский» нашел свой покой…

«Нельзя не заметить… что во всех поселениях Российско-Американской компании, которые мне случалось видеть, господствует примерная исправность во всех отношениях. Ничего не проглядеть, на все быть готовым — было правилом Баранова; дух этого необыкновенного человека витает, кстати, и теперь над им основанными заведениями», — писал через десять лет после его смерти известный русский мореплаватель, впоследствии президент Академии наук Ф. II. Литке.

Более полутора столетий отделяют нас от «барановского» периода в истории Аляски, но до сих пор словно напоен бурной историей тех лет сам воздух Кадьяка — этой колыбели Русской Америки. В 1964 году аляскинским землетрясением и нахлынувшими тогда же морскими волнами Павловская крепость (теперь поселок Кадьяк) была разрушена. Но построенные на возвышенности, и к тому же на скальном грунте, дом — современник Баранова — и Воскресенская церковь, сооруженная тоже в «барановские» времена, пострадали мало. Теперь это самые старые на Аляске русские здания, и вокруг них, особенно летом, толпятся туристы. В «барановские» времена переносит туристов «Крик дикого барана» (я уже упоминал о нем) — спектакль со сценами из жизни правителя Русской Америки; тогда на Кадьяке бухают пушки, трещат мушкетные выстрелы…

Ситка — бывший Ново-Архангельск — считалась столицей Аляски до 1906 года (потом столицей штата стал город Джуно). Но хотя город лишился административного первенства, нельзя сказать, что он уж очень зачах. Его поддерживают лесопильные заводы — производство, начатое еще самим Барановым. Воздух здесь пахнет морем и смолистыми опилками.

Правда, в последние годы город сильно изменился. Здания современной архитектуры — из стекла и бетона — потеснили деревянные дома, построенные еще во времена Российско-Американской компании. Кстати, когда эти дома сносили, под обоями на стенах обнаружили интереснейшие документы: кроме как в канцелярии негде было добыть тогда бумаги для оклейки помещений. Взорвана «скала Баранова» — камень, на котором он, по преданию, любил сидеть: скала мешала подвозу щебенки при строительстве оборонительных сооружений во время второй мировой войны. А пока камень был цел, существовал обычай: поднявшись на него, сказать вслух. «Пусть я буду таким же сильным и мудрым, как Баранов». В погожие дни, говорят, не было отбоя от желающих обрести барановские силу и мудрость.

Сохранился стоящий перед Михайловским собором, хотя и основательно перестроенный «замок Баранова». Чтобы взглянуть на него, едет в Ситку множество туристов…

Апостол Аляски

Имя митрополита Иннокентия Вениаминова встречалось мне на страницах аляскинских газет в 1974 и 1975 годах. Поводом к тому была предстоящая канонизация: православная церковь должна была признать его святым. Печаталась и фотография митрополита. Пожилой человек, с проницательным взглядом широко расставленных глаз и высоким лбом мыслителя. Но руки, большие и натруженные, скорее могли принадлежать пахарю или матросу, чем священнослужителю. До меня не сразу и дошло, что это тот самый удивительный отец Иннокентий, миссионер, механик, плотник, земледелец, охотник, талантливый филолог и естествоиспытатель, отважный путешественник, а на склоне лет — первое по значимости лицо в русской православной церкви.

Говорят, что в старинном сибирском селе Ангинском, что стоит на Лене, до сих пор сохранился рубленный из кондовых лиственниц дом, в котором жил с семьей местный пономарь Евсевий Попов. В августе 1787 года у Поповых родился сын Иван.

Детство будущего священника и исследователя Аляски было нелегким. Отец умер, когда мальчику исполнилось шесть лет. Попечением дяди Ваню определили в Иркутскую семинарию. Хотя здесь не баловали харчами, семинария имела хорошую библиотеку. Ей да своему пытливому уму Иван обязан тем, что приехав в Русскую Америку, проявил себя знатоком не только в богословии, но и в антропологии, зоологии, метеорологии. А труды его по лингвистике сразу по их появлении специалисты признали классическими.