Ответа ждала долго, с полторы минуты. Но, наконец, ей ответили. Слов абонента я не слышал, только реплики Сильвии, так что передаю как есть:
— Здравствуйте, сеньор Моралес. Вас беспокоит Сильвия Феррейра.
Пауза. Абонент что-то говорил.
— Да, та самая. Дочь Октавио Феррейра.
Снова пауза.
— Сеньор Моралес, у меня к вам просьба. Личная и очень важная. Понимаете, я организую завтра концерт, и мне ОЧЕНЬ срочно нужно подписать трек-лист.
Снова тишина.
— Да, конечно, та самая группа. «Крылья ветра». Нет, больше никого не будет. Нет, сеньора Розенберг подписывать отказалась.
Тишина.
— Сеньор Моралес, это вы не понимаете! Концерт состоится завтра в шесть вечера! Значит, трек-лист требуется подписать за несколько часов до этого. Жду вас завтра в девять-одиннадцать утра в своём офисе, охране дам распоряжение провести ко мне без проволочек.
Снова тишина, мордашка Сильвии снова недовольно вытянулась. «Снова» потому, что точно также она вытягивалась при разговоре с Розенберг.
— Да, сеньор Моралес, всего хорошего. — Сбросила вызов.
— Отказался? — усмехнулся я, когда она смахнула с лица визор.
— А ты бы согласился? — побежали хитринки по уголкам её глаз.
— Его тоже… Того, — провёл я ладонью по горлу.
— Нет, зачем. Ему только переломают ноги. С утра, перед работой.
Вот откуда у неё мысли про ноги. Заготовка для одного, почему бы не поугрожать другому?
— Как же он тогда подпишет тебе трек-лист?
— А зачем мне он? Я не работаю с неудачниками. — Сильвия презрительно фыркнула — настроение её стало медленно повышаться. — А человек, у которого отсутствуют мозги и чувство самосохранения, не может быть «удачником».
Снова визор на лицо. Снова заготовленный номер, другой. Получается, это вариант «Цэ», после не сработавших «А» и «Бэ». А сколько у неё их ещё в загашнике?
— Сеньор Мартинес, добрый вечер. — Совсем небольшая пауза. — Извиняюсь что так поздно, но у меня нет выбора. Нет-нет, я по работе, только по работе, и это ОЧЕНЬ серьёзно! — повысила она тональность. Меня зовут Сильвия Феррейра.
По накатанной пауза, и согласие:
— Да, разумеется, та самая Сильвия Феррейра.
— Какое дело? Понимаете… — Вздох. — Завтра утром… Во сколько у вас начинается рабочий день? В девять? Так вот, завтра часам к десяти-одиннадцати вас назначат временно исполняющим обязанности начальником комитета по цензуре департамента культуры венерианского королевства… Нет-нет, именно вас, ваша кандидатура уже утверждена… Да нет же, это произойдёт завтра, через час-два после начала рабочего дня. Почему-почему, да потому, что бюрократия! Им нужно будет время подписать бумагу и утвердить вашу кандидатуру у сеньора Торреса. Но её утвердят, я уже об этом договорилась.
Торрес — это премьер-министр, я про себя присвистнул. Когда Кудряшка всё успевает-то!
— Да… Нет… Сеньор, давайте не будем о причинах, просто примите как данность! В… Пусть будет одиннадцать утра вы станете и.о. главы комитета по цензуре. — Пауза, и на сей раз её сделала Сильвия чтобы просто дать неокрепшим мозгам абонента оценит эту фразу, на том конце скорее всего тоже стояла тишина. — После чего, в двенадцать-час дня я жду вас у себя. Я буду или в офисе, или на стадионе «Атлетико» — мои мальчики тут будут репетировать. Да-да, подъезжайте, с печатью, подпишите мне трек-лист на завтрашний концерт. К сожалению, ни сеньора Розенберг, ни сеньор Моралес, ваш шеф, этого сделать не смогут. Почему не смогут? Думаю, это тема не для текущего разговора.
Сеньор Моралес подошёл к нам в начале первого ночи. Подъехал он чуть раньше, но к тушке охраняемого объекта его не подпускала охрана Сильвии. Мстительная белобрысая стервочка, вот кто она, моя Кудряшка. Впрочем, иные, как показывает практика, мне просто не нравятся — только очень сложные девочки. Мы вышли на площадку перед стадионом, весело перешучиваясь, выпуская из себя излишние эмоции. Парни, я, Дима и Сильвия, с плетущейся спереди и сзади её и моей охраной. Пока ждали её машину (её «Либертадор» получил право ездить там, где никому больше нельзя, и я не думаю, что руководством стадиона это хоть сколько-то обсуждалось), и лишь когда машина подъехала, Сильвия дала сигнал своим амбалам пропустить пытающегося скакать и просочиться сквозь них сеньора.
К нам глава комитета по цензуре подошёл, стараясь держаться уверенно, но мы видели бледность его лица, дрожь рук и чувствовали подрагивание коленей. Это также был невысокий тип и тоже с залысиной, тоже примерно лет пятидесяти, но без усов и более европейского вида.
— Сеньорита Феррейра… — крепясь, чтобы голос дрожал не сильно, произнёс он.
— А, сеньор Моралес, — махнула на него рукой Кудряшка, словно увидела надоевшую муху, о которой на время забыла. — Возьмите. — Вытащила из сумочки бумагу со всем нашим творчеством (всем отрепетированным творчеством), которую накропали на коленке Карен и Фудзи. — Прошу. — Показала на капот своего «Либертадора».