Кабинет фей

Он еще мерил галерею большими шагами, размышляя о своем приключении, когда дон Габриэль, тревожившийся о том, чего же хотела донья Хуана от его друга, пришел туда за ним, и печальное лицо графа не на шутку обеспокоило его.

— Расскажите же, что нас ждет! — сказал он.

— Что ждет вас, мне неизвестно, — с горечью отвечал ему граф, — но моя участь меня вовсе не радует. Мелани говорила со мной тоном, полным презрения; она ополчается на мое безвестное происхождение, но ведь на самом деле она просто сравнивает меня с вами, и притом не в мою пользу.

— Увы, дорогой кузен, — отвечал Понсе де Леон, — да разве лучше обстоят мои дела? Исидора также взирает на меня с невыносимым презрением, а между тем мне не избежать признания, пусть даже оно добавит новых горестей к тем, что я и так терплю.

— Вы не так несчастны, как я, — сказал граф, — ведь единственный источник ваших забот — это Исидора, мне же еще и приходится встречать притворной и смехотворной взаимностью страсть старой Хуаны и жертвовать ей временем, которое я бы использовал с большим толком. Только что она дала мне понять, что я ей не противен, и сама уверена, что я ее обожаю, — да вообразимо ли подобное сумасбродство? Если Мелани и впредь будет презирать меня, не думаю, что смогу терпеть внимание ее тетушки.

Он все еще говорил, но Понсе де Леон ничего не отвечал.

— Что это с вами, — спросил граф, — вы так мечтательны!

— Я сочинял куплеты на мотив, который так нравится Исидоре, — отвечал тот, — когда я закончу, вы скажете мне, понравилось ли вам.

— Не советую вам заботиться о моем суждении, — сказал граф, — у меня сейчас на уме совсем не то и сердце не на месте.

Они собирались покинуть галерею, как вдруг их окликнула главная дуэнья Хуаны, пришедшая позвать их спеть архиепископу Компостельскому; однако, слишком хорошо знакомые с ним, чтобы отважиться явиться, они сказались простуженными и пожаловались на жестокую головную боль; а опасаясь уговоров, через парк прошли в комнату, выходившую окнами на лес.

Это убежище о многом напомнило нашим пилигримам; один жалел о выпавших на его долю бедах и треволнениях, другой сокрушался, что нашел такой слабый отклик в сердце той, которая могла бы составить счастье его жизни. Глядя в темный лес, оба печалились, что лучше было оставаться там, нежели оказаться под той роковой звездой, какая ныне светит их любви.

— Что же может быть нелепее? — вопрошал дон Габриэль. — Исидора благосклонно взирает на вас, Мелани охотно принимала бы мои воздыхания; я направляю их не ей, а вам безразлична та, которая любит вас.

— А что, если нам поменяться! — сказал граф. — Тогда наше счастье все еще зависит от нас.

— Ха! Вот так предложение! — воскликнул дон Габриэль. — Да сами-то вы верите, что такое возможно?

— Да, определенно, — отвечал граф, — и страстно хотел бы этого, да вот сердце мое так мало думает о своих интересах, что не спешит исполнять мои желания.

Прошло еще немного времени, и вот, наконец услышав, как мимо проехал архиепископ, возвращавшийся в Компостелу, они спустились в парк и пошли по аллее; тут они заметили Исидору и Мелани — те слишком заскучали в комнате Хуаны и теперь не прочь были прогуляться.

— Войдем в эту зеленую беседку, — сказал кузену Понсе де Леон, — я спою песню, которая нравится Исидоре, и тогда она, быть может, подойдет к нам.

Он не ошибся; однако Мелани, чья досада на графа еще не прошла, попросила сестру остановиться неподалеку от беседки, объяснив причину. Девицы проскользнули между деревьями, но не совсем бесшумно, так что дон Габриэль, внимательно за ними следивший, поспешил начать и пропел такие слова:

К чему противиться Любви?Доспехи сбросьте, Исидора,Тот пламень, что кипит в крови,И вам познать придется скоро.

Божок Амур всех победил,Сопротивленье бесполезно,Не ждите, чтоб он вас пленил,Ступайте сами в плен любезный.Ведь будет вам, увы, больней,Коль вас за небреженье страстьюШалун Амур на склоне днейСвоею покарает властью!

Не в силах нежность задушить,Вседневно мучась и страдая,Вам до конца придется житьИ жалуясь, и причитая:«Увы, дитя, царь всем богам,Надежду вновь во мне затепли!Верни огонь моим очамИль сделай так, чтоб все ослепли!»