Кабинет фей

— Дон Эстеве, вы кажетесь мне человеком весьма галантным; хоть я и решилась никогда не подчинять себя тяжкому бремени брачных уз, теперь я думаю, что могу без страха изменить этому решению. Мой отец, который был губернатором Лимы, располагал внушительным состоянием; и то, что досталось мне в наследство, по большей части находится не в Испании, а в Мексике[158]. Пожелай вы только уехать туда со мною, и я разделю с вами все мое богатство; здесь я не смогу жить спокойно, став вашей женой, а там ваше происхождение никому не известно, и мы будем счастливы. Подумайте над этим предложением, и, если вы согласны, нам уже надобно собираться в путь: галеоны скоро отходят.

Это нелепое предложение весьма удивило графа, однако, рассудив, что отказ слишком обидит Хуану и лучше просто оттянуть дело, он ответил:

— Сударыня, я не в силах выразить, как признателен вам за доброту; однако я никогда не был неблагодарным и потому, чтобы стать достойным вас, начну с рассказа о своей судьбе.

Некая молодая вдова, весьма богатая и достойная, прониклась ко мне горячим дружеским чувством, часто принимала в своем доме и предложила мне жениться на ней. Я был несказанно рад такой партии; мой отец также обрадовался; вскоре подписали брачный контракт. Наконец наступил день нашего бракосочетания; я поехал за нею вместе со всей моей семьей, и свадьбу сыграли в загородном имении близ Антверпена. Но не прошло и недели, как явился ее первый муж, которого уже десять лет считали погибшим. Моя — а вернее, его жена, сделала вид, что не узнает его. Скандал был столь громок, а моя обида — столь велика, что я оставил отца заниматься процессом, а сам отправился в Сантьяго вместе с братом. Умоляю вас, сударыня, — продолжал он, — позвольте мне дождаться, чтобы дело уладилось, прежде чем ехать в Мексику.

— Так будет правильно, — весьма взволнованно отвечала донья Хуана, — успех этого дела беспокоит меня, и уверяю вас, знай я, что вы женаты, — вовремя задушила бы мое нежное чувство к вам; ведь раз вы любили эту женщину, то всегда будете сожалеть о ней!

— Ах, сударыня! Рядом с вами я легко утешусь, — сказал граф, целуя ее руку, — но, сами видите, сначала нужно расторгнуть мой брак.

Милая старушка с ним согласилась, хотя и зашла уже так далеко в своей нежности, что ее не смутила бы и полигамия.

Дон Габриэль ожидал своего кузена в крайней тревоге: он все еще боялся, как бы, по несчастному стечению обстоятельств, донья Хуана не выгнала их, если б заговор раскрыли. Однако он успокоился, услышав, как граф мечтательно и потихоньку, чтоб его не услышали, мурлычет куплет, сочиненный им про донью Хуану:

Ирида любит красоваться

И хочет в старости казатьсяМоложе, чем сама Весна.Все точно как в «Метаморфозах»[159]:Весна цветет, она вся в розах;

Цветет Ирида — вся в прыщах она.

— Я уже стал волноваться, — крикнул ему Понсе де Леон, — но вы так веселы, что, кажется, опасения были напрасны.

— И в самом деле, — отвечал граф, — мне есть чему радоваться, и вы с этим согласитесь, узнав, что я приглашаю вас на мою свадьбу.

— На вашу свадьбу? — перебил его крайне встревоженный Понсе де Леон. — Как, с Исидорой?!

— Нет, — с улыбкой возразил граф, — у меня не столь дурной вкус, чтобы избрать молодую и красивую девицу; итак, сообщаю вам, что мое бракосочетание состоится в Мексике, в великом городе Лима, с любезнейшей и очаровательнейшей доньей Хуаной.

— Давно ли у вас это сумасбродство? — спросил дон Габриэль.

— Никакого сумасбродства, — ответил граф, — все весьма серьезно; правда, нашему браку препятствует одно обстоятельство: у меня, видите ли, есть жена в Брюсселе.

Понсе де Леон от души расхохотался, не мог сдержать смеха и сам граф. Затем, отставив шутки, он рассказал обо всем кузену, и дон Габриэль признался ему, что немало опасается исхода этой интриги.

Было уже так поздно, что Понсе де Леон и граф де Агиляр не захотели расходиться по своим спальням, а улеглись вместе. Граф еще не спал, когда дверь вдруг тихонько отворилась. Немало удивленный, тем более что обычно он не оставлял ключ в двери, он изумился еще сильнее, когда в комнату вошли мужчина и женщина. Он толкнул кузена и, приложив палец к губам, сделал ему знак смотреть внимательно. Луна светила так ярко, что было видно все происходящее в комнате.

Сначала они решили, что это донья Хуана невидимкой прокралась к графу; однако зачем тогда было приводить с собой мужчину, да к тому же стоять в углу? Дон Габриэль, вспомнив, как однажды Исидора удостоила его ласковым взглядом, льстил себя надеждой, что это она, раскаявшись в своем безразличии, пришла поговорить с ним. Однако для такой разумной особы, как Исидора, было бы слишком странно явиться в столь поздний час, да к тому же и в комнату графа. Тут дон Габриэль испугался, подумав — а не к его ли кузену, в самом деле, шла Исидора, ведь она всегда была так с ним любезна.