Кабинет фей

Сам Амур[231], коего изображают созданием столь совершенной прелести, — и тот был не красивее маленького принца, чья белоснежная кожа и свежий румянец ничуть не портились от лучей жаркого солнца, а черты лица отличались такой правильностью, какую не могли бы вообразить даже самые выдающиеся художники. Волосы его отросли уже до плеч, а облик стал так прекрасен, что ни в одном ребенке не встречалось еще доселе подобного величия и благородства. Орлица, чрезвычайно его полюбившая, кормила его только плодами, отличая тем от своих орлят, которым давала лишь сырое мясо. Она досаждала всем окрестным пастухам, беспощадно похищая их ягнят. Везде только и говорили, что о ее нападениях на скот. И вот пастухи, которых допекло, что они кормят хищную птицу в ущерб своим стадам, решили отыскать ее гнездо. Разделившись на несколько отрядов, они проследили, куда она полетела, и пошли за ней следом по горам и равнинам. Долго они не могли найти орлицу, но вот наконец как-то раз увидели, что она опустилась на высокую скалу. Самые смелые из преследователей отважились по ней подняться, хоть и было это очень опасно. У орлицы в то время оставалось еще двое маленьких орлят, которых она заботливо кормила. Но как ни дороги они ей были, еще сильнее любила она маленького принца, который прожил у нее намного дольше. Орлицы не было в гнезде, когда до него добрались пастухи, поэтому никто не помешал им разорить его и разграбить все, что они там нашли. Но каково же было их изумление, когда они обнаружили принца! Это выглядело столь невероятно, что они, простаки, лишь дивились да недоумевали.

Когда они забирали ребенка и орлят, и тот и другие подняли такой крик, что услышавшая их орлица прилетела и в отчаянии накинулась на похитителей. Им бы довелось испить полную чашу ее гнева до дна, не убей ее один из пастухов, пустивший стрелу из лука. Маленький принц, невинное дитя природы, увидев, что его кормилица упала, жалобно вскрикнул и заплакал горше прежнего. Пастухи же, добившись своего, возвратились в деревню. На следующий день там должны были исполнить жестокий обряд, о коем речь пойдет далее.

Край тот издавна был пристанищем людоедов. Люди старались хоть как-нибудь оградить себя от такой напасти, но тщетно. Ужасные людоеды, разъяренные людской ненавистью, стали только свирепее и теперь поедали всех без разбору.

Но вот однажды пастухи собрались, чтобы наконец решить, как им противостоять людоедам. Вдруг, откуда ни возьмись, появился человек невиданного роста. Тело его было оленьим, шерсть — синей, ноги — козьи, на плече он держал палицу, а в руке — щит. Он сказал им:

— Пастухи, я Синий Кентавр[232]. Если вы будете отдавать мне каждые три года по ребенку, я обещаю вам привести сюда сотню своих собратьев, и они побьют людоедов и прогонят их.

Пастухи никак не хотели соглашаться на такую жестокую цену, однако самый почтенный из них молвил:

— Полно, други! Неужто нам сподручней терпеть, что людоеды день за днем поедают наших отцов, детей и жен? Отдав одного, мы спасем многих. Примем же предложение кентавра.

Тут уж все согласились и с жаром поклялись кентавру, что отдадут ему ребенка.

Кентавр ушел и вскоре вернулся, сдержав обещание: он привел своих собратьев, таких же чудовищных, как он сам. Однако людоеды оказались столь же смелы, сколь были жестоки. Начались сражения, побеждали в них всегда кентавры и наконец обратили людоедов в бегство. Тогда Синий Кентавр явился требовать награду за свои труды, и, хотя все согласились с его полным правом на это, однако же не нашлось ни одного семейства, готового расстаться со своим чадом. Матери прятали детей только что не под землей. Кентавр, посуровевший, прождав два дня, заявил пастухам, что требует по ребенку за каждый день, что проведет здесь. В конце концов промедление стоило пастухам шестерых мальчиков и стольких же девочек. С тех пор нелегкое это дело стали совершать по установленному порядку, и каждые три года пастухи устраивали торжественное празднество в день, когда приходилось отдавать кентавру несчастное дитя.