Кабинет фей

Старик, низко поклонившись волшебнице, передал принца ей на руки. Она приласкала малыша, поцеловала, посадила к себе на колени и заговорила с ним, хотя и знала, что он не понимает человеческого языка и не умеет разговаривать; он только и мог что вскрикивать от радости или боли или же вздыхать да лепетать — ведь людской речи ему слышать еще не доводилось.

Однако мальчик, ослепленный сверкающими доспехами феи Амазонки, встал на ножки у нее на коленях, пытаясь дотянуться до ее шлема. Фея, улыбаясь, сказала, будто он мог ее понять:

— Когда ты сможешь ноешь доспехи, мой мальчик, я отдам тебе свои.

Крепко обняв его напоследок, она вернула маленького принца Верховнику.

— Мудрый старец, — обратилась она к нему, — хоть ваша доброта и не осталась не замеченной мною, я все же прошу вас соблаговолить позаботиться об этом мальчике. Научите его пренебрегать мирским величием и достойно принимать удары судьбы, ибо, хотя он и рожден блистать, я все же полагаю, что счастие его скорее в мудрости, нежели в могуществе. Не в одном лишь внешнем величии заключается радость жизни человеческой, — ведь, дабы стать счастливым, следует быть мудрым, а обрести мудрость можно, лишь познав самого себя, научившись смирять желания, будучи довольным и в умеренности, и в изобилии, и при этом искать уважения людей достойных, не презирая ближних, и всегда быть готовым без сожаления расстаться с благами сей бренной жизни. Однако что же это я, о почтенный пастух? Учу вас тому, что вы знаете лучше меня. Правда, слова мои сказаны не столько для вас, сколько для остальных внемлющих мне пастухов. Прощайте же, пастыри, прощаюсь и с вами, верные пастушки; зовите меня, если вам понадобится моя помощь, — копье и рука, от которых пал Синий Кентавр, всегда защитят вас.

Верховник и все, кто стоял вокруг, столь сконфуженные, сколь и восхищенные, не ответили ни слова на любезные речи феи Амазонки, — пребывая единовременно и в большом замешательстве, и в большой радости, они лишь смиренно пали ниц, и, пока оставались так, огненный шар мягко взмыл в средние области воздушных путей[234], пока не исчез в небесах вместе с Амазонкой на колеснице.

Боязливые пастухи поначалу никак не решались приблизиться к кентавру — даже мертвый, он все еще вызывал ужас. Наконец, мало-помалу набравшись храбрости, пастухи решили развести большой костер и сжечь на нем труп чудовища: они страшились, что собратья, узнав о его судьбе, придут отомстить за смерть вожака. Замысел всем пришелся по душе, и, не теряя ни мгновения, пастухи избавились от гнусных останков.

Верховник отвел маленького принца в свою хижину, где лежала его больная жена; потому-то и не было на церемонии обеих его дочерей, ухаживавших за нею.

Он сказал жене:

— Вот вам, моя пастушка, дитя — любимец богов, ему покровительствует сама фея Амазонка. Впредь мы должны относиться к нему как к родному сыну и воспитать его так, чтобы он стал счастливым.

Жена Верховника обрадовалась такому мужнину подарку и посадила принца к себе на кровать.

— Хоть я и не смогу дать ему столько мудрых наставлений, сколько вы, — молвила она, — но буду воспитывать его, пока он маленький, и любить, как свое дорогое дитя.

— Этого я и прошу, — сказал старик и передал принца-малютку на попечение жены. Обе дочери пастуха, прибежавшие посмотреть на мальчика, были очарованы его несравненной красотой и изяществом и тотчас же принялись учить его своему языку. Мальчик оказался послушным и смышленым; он схватывал самые сложные вещи с такой легкостью, что немало удивлял пастухов, и за короткое время так поумнел, что лишь Верховнику стало под силу продолжить его обучение. А ведь сей мудрый старик мог научить многому, ибо когда-то был королем прекрасного процветающего государства, но владыка соседних земель, его враг, сумел тайными интригами склонить на свою сторону нетвердые умы, которые помогли тирану внезапно напасть и захватить короля со всей его семьей. Узурпатор, не мешкая, заточил их в крепости на медленную погибель.