- Мне тут посоветовали, - благосклонно задрал и скособочил он голову, будучи малого роста, - почитать один из ваших романов на предмет экранизации. Где бы взять?
- Еще не написаны, - ответил я.
- Да? А мне сказали...
- Саша шутит! - улыбнулась Ирина. - Все написано. Просто некоторые вещи под псевдонимами. Он гениальный, но страшно скромный.
И Ирина прижалась ко мне.
- Завидую, - сказал режиссер, и было непонятно, чему он завидует: моей ли гениальной скромности или тому, что меня обнимает и любит красавица Виленская.
- Ты сама-то читала? - спросил я потом Ирину.
- Есть у меня время всякую ерунду читать!
И еще был один смешной разговор: к Ирине подлетела с поцелуями и визгом тетенька лет пятидесяти со странно прищуренными глазами: казалось, она никак не может, подобно Вию, поднять ресницы.
- Вот, - сказала ей Ирина, - Асимов. Писатель.
- Конечно! Тот самый! - закричала тетенька. - Я читала!
- Газеты? - уточнил я.
- Какие газеты? Я книги ваши читала! Это фантастика! Маркес отдыхает, я вам серьезно говорю. У меня безукоризненный вкус, это все знают! Я всем говорю: Асимов - это абсолютно новое слово! Абсолютно!
- А что вам больше понравилось? - спросил я, и Ирина тут же предостерегающе сжала ладонь, которой держала мою руку.
- Все! - воскликнула тетенька. - Все! Вы чудо!
И исчезла.
- Кто такая? - спросил я.
- Дура, - кратко ответила Ирина. - Но даже дур не надо дразнить. Вернее, их-то в первую очередь не надо дразнить. Ее муж купил для их дочки телекомпанию. Целую телекомпанию, представляешь?
- Ты хотела бы тоже иметь телекомпанию?
- Не отказалась бы.
- А что у нее с глазами, я не понял?
- Неудачно пластическую операцию сделали, хоть и в Англии. Глаза еле открываются. А тебе, между прочим, волосы надо привести в порядок. К счастью, ты не лысый, но седина у тебя, извини, не благородная. Может, покрасишься?
- Ради тебя - что угодно.
- Перестань. Хватит отлынивать, пусть Аня тобой займется.
- Улыбнись мне, радость моя, на нас смотрят!
Несмотря на ее явно недоброжелательный тон, настроение у меня было превосходное. Я наслаждался возможностью быть рядом с ней, прикосновениями ее руки, я вдруг почувствовал, что окружающие монстры симпатичны мне, я им прощал все, ибо они явно ценили Ирину, явно любовались ею, явно завидовали мне. Был момент, когда я вдруг поверил, что мы все тут действительно избранные: талантливые, знаменитые, богатые, легкие, веселые, искрометные, красивые... Я усугубил свое блаженное состояние изрядным количеством крепких напитков, в изобилии стоявших на столе. И, улучив момент, довольно-таки нагло обнял Ирину за плечи и поцеловал в шею.
- Что вы делаете? - прошипела она, продолжая улыбаться.
- Мы на "ты"!
- Прекрати!
- Нам надо составить контракт. Что это такое вообще? Меня уговорили изображать твоего жениха, тебя уговорили изображать мою невесту, но это все на словах. Надо заключить контракты с ними и друг с другом! Чтобы я точно знал: обнять, например, имею право, а поцеловать не имею права. А если все-таки не удержался - штраф. За поцелуй в шею столько-то, за поцелуй в щеку столько-то, ну, а...
- Прекратите! Вы напились, что ли?
- Отнюдь! Я пьян от счастья!
Ирина сочла за самое благоразумное дождаться первого же момента, когда будет прилично уйти. И не преминула этим моментом воспользоваться.
- Все, успокойся! - сказала она на улице.
- Да успокоился уже, - сказал я с горечью. - Знаешь, не нравится мне эта чепуха. Будь здорова.
И пошел, махнув ей на прощанье рукой. Она тут же догнала меня.
- Ты куда?
- На метро. Где здесь ближайшее метро?
- Постой!
Улыбаясь окружающим и глазеющим (милые бранятся - только тешатся!), Ирина взяла меня под руку.
- Ты с ума сошел? Отсюда никто не уезжает на метро. Где твоя машина?
- Опять двадцать пять: нет у меня машины! У Валеры есть машина, не путай. Помнишь Валеру? Такой симпатичный молодой человек. Кажется, у вас были какие-то отношения?
- Господи, морока! Садись в мою машину!
И она усадила меня в машину, которую как раз ей подали. В машине она сняла не только улыбку, показалось, она сняла лицо.
Стала злой, раздраженной и даже, трудно поверить, некрасивой.
У ближайшей станции метро остановилась. Огляделась, словно проверяя, нет ли слежки. И сказала:
- Выходите. Вы правы, это страшная чепуха. Я постараюсь сделать все, чтобы мы больше никогда не увиделись.
26
Старания ее не увенчались успехом. Не потому, конечно, что Кичину настолько уж понравился сюжет о любви молодой знаменитой женщины к пожилому, безвестному, но якобы гениальному писателю. Причина была в Беклеяеве, который действительно затеял поход во власть или на власть, что одно и то же. Беклеяеву нужно было насолить, требовалось вывести его из равновесия.
Ко мне явилась пиар-менеджер и имиджмейкер Аня, девочка лет двадцати пяти, высокая, с большими руками и ногами, белесыми волосами, бровями и ресницами, прозрачно голубоглазая и веснушчатая.
- Анна Ликина, - протянула она мне свою могучую руку.
- Ликина? - переспросил я, чувствуя мощное пожатие жестких пальцев.
- Ну. А что?
- Писательница есть такая.
- Может быть. Не читала.