Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Все эти офицеры в этот трудный для всей России черный год отдали свои силы, знания, опыт, чтобы вложить в душу, в сердце и в голову этих 260 юношей и мальчиков любовь к морю, увлечение морским спортом, искреннюю привязанность к родному флоту, сознание дисциплины, строевую выправку и морское образование и сделать из них хороших кадет и гардемарин Морского корпуса, ни в чем не уступающих старшему брату своему Санкт-Петербургскому, 200-летнему Морскому корпусу – альма-матер всех офицеров Российского Императорского флота.

И если бы враги внутренние не разрушили великого царства, достойными и доблестными «офицерами-потомками» великих адмиралов вошли бы они на суда могучего Русского флота.

Но с шахматной доски русской жизни сошли короли и королевы, сошли башни, кони, сошли офицеры; красные пешки завладели доской, и мудрые шахматы обратились в шашки, Российское Царство стало Совдепией.

Здесь, в белых флигелях Морского корпуса, в Севастополе, охраняемом белым отрядом судов, под командой капитана 1-го ранга Машукова, в родном Крыму, который отстаивали герои белых армий, корпус, его офицеры, его дамы и дети, воспитанники и служители, могли еще жить хоть и трудной, но все же нормальной человеческой, интеллигентной жизнью.

Рано утром, по трубе горниста, из нагретых за ночь кроватей выскакивали гардемарины и кадеты, умывались, надевали зеленое защитное английское обмундирование и становились во фронт перед зданием своей роты, в присутствии своих командиров и дежурного офицера пели утреннюю молитву и шли фронтом мимо флигеля директора, адмирала С.Н. Ворожейкина, по дорожке в сад «Голландию», где на даче Командующего флотом была их столовая.

Госпожа фон Брискорн – бодрая, энергичная, румяная старушка-хозяйка оглядывала столы матерински заботливым взглядом. По сигналу кадеты и гардемарины садились за свои столы и пили горячий утренний чай с белым хлебом. Затем выходили из столовой на гимнастику. После нее, проснувшись окончательно и разогревшись на утреннем воздухе, свежие и бодрые садились за парты в классах. В 9 часов утра на утреннем катере приезжали преподаватели и читали им науки до полудня.

В 12 часов опять играл горнист, и снова фронт гардемарин и кадет уходил в «Голландию» на завтрак. После краткого отдыха шли снова в классы, где продолжались уроки (по 5 в день). После уроков, на строевой площадке, офицеры обучали строю, отданию чести, церемониальному маршу, иногда под музыку флотского полуэкипажа.

В 6 часов вечера снова фронтом шли в сад обедать. После обеда катались на шлюпках, играли в городки, в футбол, читали газеты и журналы, писали письма родным. Наташи, Ниночки, Шуриньки, Ростики и Володьки – дети офицеров – резвились тут же, играя в мяч и наблюдая за играми кадет. Вечером на фронте пели молитву и расходились по спальням на ночной отдых.

Жизнь боевого флота, морской авиации, минной станции была у них всегда на глазах и приобщала их к морскому и военному делу, и долго, по вечерам, велись у них нескончаемые разговоры на эти полезные и дорогие сердцу моряка темы. А ведь они считали себя уже настоящими моряками и любили флот.

Инспектор классов капитан 1-го ранга Н.Н. Александров, небольшого роста, аккуратно сложенный, белолицый блондин с голубыми глазами и длинным прямым носом над тонкими и плотно сжатыми губами, обладал исключительной энергией и гениальной изобретательностью и организаторскою способностью.

Ученый-математик, он решал и задачи жизни быстро, точно и решительно приводил в действие задуманную творческую мысль. За несколько месяцев он привел классную часть в идеальный порядок, денно и нощно добывая из порта, с судов, экипажеских магазинов, по требованию, по службе, по просьбе, по дружбе необходимые предметы и инструменты; он создал физический, химический, электротехнический, артиллерийский и минный кабинеты и даже ухитрился добыть учебные мины Уайтхеда и заграждений.

Барометры, хронометры, психрометры, часы, календари, таблицы, формулы, кривые заполнили белые стены его служебного кабинета, и не было, кажется, такого предмета, который Н.Н. Александров не знал бы, где и как раздобыть. Электрические лампы, провода, звонки, телефоны, амперметры наполняли его стол, покрывая бумаги дифференциальных и интегральных исчислений. Вся эта ученость не мешала вазе с живыми цветами украшать его деловой стол и бумажной розе – абажур его лампы. Красота, поэзия и наука сжились в душе ученого-артиллериста, как лучшие подруги в институте. Тонкий силуэт его мелькал по всему участку корпуса, и во все дела, службы и детали он любил проникать любопытным взором своих голубых и властных глаз. Таков был инспектор.

Лейтенант Иван Дмитриевич Богданов

15 марта 1920 года сорвал я листок календаря. Отдернул розовую занавесь и широко распахнул большое венецианское окно моей спальни.

Молодая парочка взялась под руки и чинно направилась к моему крыльцу. Поднялись на третий этаж, позвонили. Горничная открыла и доложила мне:

– Мичман Богданов с супругою.

Я встретил их в своем кабинете и усадил на широкий диван.