Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Все, что мы видим в нем, создано, собрано, найдено, поймано руками гардемарин и кадет на прогулках и экскурсиях под просвещенным руководством преподавателя естественной истории и географии. Обойдя все казематы-классы со скамьями, железными столами и досками из линолеума, на которых вы увидите меловые бином Ньютона, дифференциальное исчисление, чертежи корпуса корабля с бимсами, шпангоутами и пиллерсами, и длинные формулы по девиации, вы выходите опять под своды ворот и проникаете в левую половину форта.

Там коридор и в нем казематы – ротные спальни. Похоже на кубрик дредноута: двухэтажные железные рамы – на них толстые дубовые доски-стеллажи. На досках тюфяки, набитые соломой, две простыни из бязи и серое солдатское одеяло; на нем у каменной стены подушка, над ней на шелковой ленточке маленький образок – последнее благословение оставшейся в России матери.

На крюках у рам висит белье и одежда, под нижней койкой тяжелые танки, подбитые гвоздями. В черных пирамидах русские ружья, возвращенные корпусу французами. «Мы должны вас считать беженцами, но мы видим в вас образцовую воинскую часть», – говорил маршал Петэн. Под единственным окном в конце каземата ротный образ в венке живых цветов, перед ним лампада, а под ним наш ротный флаг и расписание ротного дежурства. Походная сумка с учебными книгами и личными вещами в ногах под тюфяком. И все имущество гардемарина и кадета от номера ружья до носка и платка носового находится в описи у отделенного начальника и в книге ротного командира. И часто проверяется наличие на форту. Вы проходите спальни в глубь коридора. Там на картонном барабане тянут нитку через жбан горячего воска – делают собственные свечи для церкви. (Изобретение ктитора капитана 1-го ранга Александрова.) Сладко пахнет медом и ладаном – дверь в церковь открыта.

Вы выходите в полутемный каземат. Там, в стране магометанских мечетей и католического костела, поставил отец Георгий свою Русскую православную церковь в пещерном каземате высокого Кебира. С низкого, сводчатого потолка спускаются зеленые гирлянды пушистого воска и туи, в них вплетены живые цветы. Гирлянды темной рамой окружают белый иконостас с Царскими вратами. На иконостасе образа Христа Спасителя и святого Павла Исповедника. Справа и слева две белые хоругви и знаменный флаг. Белые покрывала на аналоях сшиты из бязи и золотых позументов, паникадило из жести. Через узкую бойницу падает луч солнца на Тайную вечерю над Царскими вратами. В этой церкви, бедной и скромной, уютно-ласковой, свершал все службы и требы церковные для Морского корпуса и семей заместитель епископа Северной Африки, митрофорный протоиерей отец Георгий Спасский – настоятель церкви Святого Павла Исповедника, духовник Морского корпуса и его законоучитель, лектор, оратор и писатель.

Но вот вы вышли из церкви, опять мимо рот идете и выходите на длинный узкий двор, окруженный бастионами и валами со всех сторон. Во дворе три жилых барака вытянулись в одну линию фронтом. В самом дальнем – сперва жили владивостокские мичмана, затем гардемаринская, а после их окончания кадетские роты; уютный уголок был отделен под «кают-компанию». Во втором была мастерская – столярно-слесарная и походная кухня; а в третьем, дверью выходящей прямо на выход из форта, в небольшой скромной комнате с голыми стенами, в углу висел золотой образок, под ним простая кровать, под ней чемодан; другой у стены – заменял платяной шкаф Стол, два, три стула, лампа над столом.

В этой скромной келье жил сам владыка Кебира – помощник директора корпуса, начальник строевой части, комендант крепости капитан 1-го ранга Михаил Александрович Китицын.

За два дня до 6 ноября, с восходом солнца, на самой утренней заре все жители Сфаята были разбужены страшным криком гусей. В пижамах, полуодетые, выскакивали обитатели кабинок на двор, и удивленные сонные лица с тревогой смотрели в сторону отчаянных криков. Не враг ли воинственный ночью обложил полчищами мирный лагерь Сфаят и вместе с солнцем бросился в атаку на спящих русских. И вот гуси по примеру знаменитых предков, спасших Рим, криком и воплем спасают лагерь. Так спрашивали друг друга испуганно-удивленные лица.

Но люди крайней кабинки уже улыбались, поняв, в чем дело: Ванька Махин – этот русый богатырь Сфаята – кухонный мужик, вооруженный острым топором, носился по птичьему двору и ловил трепетавших гусей, убегавших во все стороны в паническом страхе. Ловкие, сильные руки ловили их на лету, склоняли белые, длинные шеи на дубовый сруб, сверкал топор, и алая кровь фонтаном обагряла белоснежные крылья; обезглавленная птица долго еще кувыркалась по двору; а Ванька ловил уже другого гуся. Перепуганные петухи и куры горланили во все горло, хотя побоище касалось только гусей. В своих клетушках пестрые кролики задумчиво вращали свои красные глазки и быстро шевелили ноздрями и усами, точно шептали: «Что такое творится в нашем мирном Сфаяте?»