А начиналось все совсем иначе. Казалось, что все очень ненадолго. Еще немножечко потерпеть и опять будет Додик, их дом, лампа под зеленым абажуром.
Первое время, по приезду, они остановились в доме знакомых отца, купцов Бухштабов, торговавших вином и фруктами по всей империи. Дом был большой, каменный. Чем-то неуловимо напоминал античные здания, которые Розочка видела на иллюстрациях в книгах. Тем более, что само строение с колоннами стояло в обрамлении кипарисов, а сад поражал буйством зелени. Располагался дом на самой длинной улице Ялты – Почтовой. Здесь же находились фешенебельные гостиницы, летние резиденции петербургской знати.
Сама Ялта производила странное впечатление: помпезно и, одновременно, недоделано. Будто кто-то начал ремонт дома, да так и не закончил. Вполне благоустроенная набережная и грязные узкие переулки. Дворцы соседствовали с лачугами, а шикарные магазины с неказистыми лавчонками. Улицы на окраинах просто растворялись среди домишек, расположенных самым причудливым образом.
Приняли, правда, их без особой радости, хотя и за немалую плату. Хозяин дома, Михаил Абрамович, был человеком, целиком погруженным в свою финансовую и общественную деятельность (он был гласным городской думы). Буркнув приветствие и распорядившись по поводу комнат, он утратил интерес к гостям. Собственно, за те несколько месяцев, что Розочка с матерью и братом провели в его доме, они виделись раза два или три.
Им отвели три комнаты в южном крыле здания с отдельным входом через парк: две спальни (для дам и молодого человека) и столовую. Мирон все отлично организовал. Вскоре появилась нанятая кухарка, наладился быт.
Еще не успев распаковать чемоданы, Розочка с матушкой побывали у доктора Исаака Абрамовича Бухштаба, родственника их домовладельца. Как поняла Розочка, семья Бухштабов владела множеством зданий, магазинов и заводиков в самой Ялте, в Симферополе, Массандре и одному Единому известно где.
Доктор был невысоким, худощавым с колючим и пристальным взглядом. Его длинные пальцы постоянно шевелились, что очень не понравилось Розочке. Да и матушка глядела на эскулапа не особенно доверчиво. Тем не менее, он внимательно осмотрел матушку, долго совершал непонятные и не вполне пристойные с точки зрения Розочки манипуляции. Закончив, приказал им быть через три дня.
Эти дни прошли в страшном волнении. Розочка только потом осознала, что все это время она даже не видела моря, которое в Ялте было везде. Точнее, видела, конечно, но как-то мимо, мельком, впопыхах. Однако во время их следующего визита доктор был гораздо веселее. Сделал комплимент Розочке, усадил дам в кресла и, сев за стол напротив, объявил.
– Все не так худо, госпожа Алекснянская. Вы перенесли тяжелую простуду, которая еще не полностью прошла. Отсюда Ваш кашель. Однако, чахотки, насколько я могу судить, нет. И это прекрасно.
Женщины радостно переглянулись.
– То есть, мы можем ехать обратно? – неуверенно спросила Розочка.
– Ну, я не стал бы так говорить – протянул доктор, принимаясь барабанить пальцами по крышке стола – Болезнь серьезная. Думаю, чтобы избежать впредь опасности чахотки, стоит пройти курс укрепляющих процедур в моей клинике. А, скажем, в сентябре, наевшись южных фруктов, надышавшись морским воздухом, вы можете отбыть домой.
У Розочки заныло сердце. На август был назначен отъезд семьи Додика. Туда, где она уже видела их новую жизнь.
– А, простите, раньше закончить цикл мы не могли бы? – нерешительно спросила она.
– Вам важно здоровье Вашем матери? – строго спросил Бухштаб-доктор.
– Конечно – тихо ответила Розочка, беря в свою руку ладонь матери и поднося ее к губам.
Обратно обе ехали молча. Мать ласково обнимала дочь, понимая, что делается у нее в душе. Все дорогу в поезде Розочка без умолку рассказывала о своем чудесном муже, об их отъезде в Лондон, о новой жизни в Англии. Но понимала она и то, что Розочка не уедет, пока не уедет она.
– Может быть, все же поедешь, а Мирон останется со мной? – негромко промолвила она, скорее, чтобы разорвать молчание, чем надеясь уговорить дочь.
– Матушка, а если бы я была больна, неужели Вы меня бы оставили?
– Ну, что ты, девочка моя!
– Вот и я буду с Вами.
Только дома, уложив уставшую мать, она выбежала в сад и дала волю слезам. Они текли и текли, заслоняя сад, ограду, сложенную из белого известняка, заслоняя мир. Мир, ее мир, который был таким радостным и добрым, рушилась. Почему? За что? Что она сделала не так, чтобы ее наказывать?
Только на следующий день она решилась написать Додику обо всем. Ответное письмо успокаивало. Додик писал, что любит ее и никуда без нее не уедет. Он писал, что бабушка обязательно согласится подождать еще немного, что жизнь в Петербурге успокаивается. Может быть, и не придется бежать.
Розочка успокоилась. Жизнь стала входить в колею. Утром она сопровождала матушку на процедуры, потом весь день был свободен. Она гуляла по паркам, ходила к морю, порой посещала морские купальни, концерты, проходившие на сцене в городском саду. Ялта начинала ей нравиться.