«Прием в школы массы неподготовленных, иногда почти безграмотных лиц, заставивших столь немногочисленный в России и потому особенно для нее ценный персонал научных работников расточать силы на элементарную подготовку принятых лиц и притом несомненно с худшим результатом, чем это могла бы сделать правильно поставленная средняя школа».
Старорежимных профессоров, возомнивших себя «ценным персоналом», заменяли «красными профессорами». О диком сумбуре и мраке, что царил у них в голове, ярко свидетельствует выдержка из брошюры известного в те времена «педолога» А. Б. Залкинда «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата», опубликованной в 1924 году:
«Пролетариат имеет все основания для того, чтобы вмешаться в хаотическое развертывание половой жизни… Все те элементы половой жизни, которые вредят созданию здоровой революционной смены, которые грабят классовую энергетику, гноят классовые радости, портят внутриклассовые отношения, должны быть беспощадно отметены… Половое влечение к классово-враждебному, морально противному, бесчестному объекту является таким же извращением, как половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу»…
Далее шел бред про «классовый противополовой насос», с помощью которого предлагалось «отсосать обратно ценности», похищаемые из пролетарского организма.
Уровень образования вполне закономерно неуклонно снижался, но и в упрощенном варианте качество усвоения материала оставалось невысоким. Так, в МВТУ в 1926 году не успевало 38 процентов студентов, а из 378 выпускников 262 являлись второгодниками. В технических училищах количество второгодников составляло более 55 процентов всех студентов. Сами руководители советской системы образования признавали: «вузы готовят „дефективных“ инженеров и врачей, и их дефективность не заметна потому, что эти инженеры ничего не строят, а врачи работают в условиях эпидемий, косящих людей».
Ничего не строящие инженеры, никого не лечащие врачи, не умеющие воевать военные — все это стало еще одной стойкой советской традицией.
В военные учебные заведения, естественно, направляли отборные молодежные кадры. Ведь они получали в руки оружие, изучали «самую лучшую в мире» и «самую секретную» технику. Поэтому чистоте анкеты придавалось особое большое значение, а сокрытие «чуждого происхождения» считалось тяжким преступлением и сурово наказывалось. Те, кому не повезло с происхождением, имели возможность попасть на службу только при условии сильно выраженной любви к советской власти и публичного разрыва со своими родителями, как, например, сделал сын священника, будущий маршал A. M. Василевский.
Лишь в декабре 1935 года, после знаменитого сталинского изречения «Сын за отца не отвечает», постановлением ЦИК и СНК были сняты ограничения, «связанные с социальным происхождением лиц, поступающих в учебные заведения, или с ограничением в правах их родителей». Но формально. Поскольку практически одновременно вышел секретный циркуляр НКВД, отмечавший, что дети и внуки «бывших людей» являются «контрреволюционным резервом». К тому же теперь гораздо актуальней было не попасть в разряд «врагов народа» или «члена семьи врага народа».
Все же общей грамотности большевикам удалось добиться. В 1939 году основная масса молодежи, поступавшей в военные учебные заведения (43,9%) имела образование 7 классов, у 17% был аттестат за 10 классов, а 14,5% окончили рабфаки или техникумы. Но 25% курсантов получили общую образовательную подготовку в объеме 4–6 классов.
Для огромного количества развернутых в стране военных училищ и школ не хватало ни материальной части, ни преподавательского состава.