Кафедра

Время обеда подходит к концу, а мы не только ни на шаг не продвинулись к разгадке интересовавшей нас тайны, но и вовсе не задали подозреваемой ни единого вопроса. Может быть, в тот день дело и ограничилось бы лишь установлением теплых дружеских отношений, но когда мы принимаемся за кофе, у Прудниковой звонит телефон.

Она отвечает: «Алло», долго слушает, потом спрашивает:

– Антошка спит?

Снова слушает, наконец, говорит: «Хорошо, я куплю творог и сметану» и кладет трубку.

– Антошка – это ваш сын? – любопытствую я.

В глазах ее сияет тихая радость.

– Да.

– Он ходит в школу? – торопливо спрашиваю я, боясь, что она свернет с нужной мне темы.

Она отрицательно качает головой:

– Нет, он еще слишком маленький. Ему только четыре.

– Четыре? – изумляюсь я. – Сколько же ему было, когда вы пошли работать?

– Чуть меньше полутора лет. Может быть, это был не лучший мой поступок, но у меня не было выбора. Ребенка нужно кормить и одевать, а на помощь государства рассчитывать не приходится. К тому же, на момент ухода в декретный отпуск я как раз окончила университет и хотела работать по специальности.

В этот момент в Сашке сыщик берет верх над мужчиной, и он бросается в атаку.

– А где вы учились?

– В Инжеконе, – без заминки и без какого-либо внешнего беспокойства отвечает она. – И аспирантуру оканчивала там же.

– А работать в университете вам нравится?

– Да, – она кажется вполне искренней. – Меня устраивает график работы. Я прихожу в университет только в те дни и только в то время, когда у меня лекции. Работать с девяти до шести я не могу – Антон не любит детский сад. К тому же, с моим непосредственным начальником у нас полное взаимопонимание. Кирсанов – хороший руководитель.

О Кирсанове она тоже говорит вполне спокойно, и если она и есть тот самый Светлячок, то притворяется профессионально.

– Вадим Александрович очень помог мне при написании диссертации – причем помог бескорыстно. Такое сейчас крайне редко встречается.

Мы допиваем кофе, Сашка платит по счету, категорически отказавшись взять с Аллы деньги, и предлагает довезти нас до университета.

Я шмыгаю на заднее сиденье и захлопываю дверцу, а Сашка с удовольствием предлагает Алле сесть вперед.

– И всё-таки вы не обязаны кормить обедом человека, с которым только что познакомились. И я настаиваю, чтобы вы взяли деньги.

Она пытается сунуть в бардачок измятую пятисотку.

– Послушайте, – сердится Сашка, – не ставьте меня в неловкое положение. Если бы вы были мужчиной, мы бы заплатили по счету вместе. Но брать деньги с женщины! Лучше купите сыну что-нибудь вкусненькое!

Я считаю необходимым вмешаться и добавить к списку его достоинств, которые она уже сумела оценить, еще одно – в нынешнее время почти неоспоримое.

– Знаете, Алла Сергеевна, он работает в серьезной организации и зарабатывает гораздо больше нас с вами. Дайте ему возможность проявить щедрость.

Она неохотно уступает.

– А чем вы, Алла Сергеевна, обычно занимаетесь в свободное время? – спрашивает Сашка спустя пять минут.

Она уже вполне пришла в себя и не выглядит расстроенной.

– Общаюсь с сыном – он у меня шустрый и любознательный. Если удается, хожу в театр или в филармонию. Вы любите классическую музыку?

Сашке приходится регулярно сопровождать в филармонию до безумия любящую классику Светлану Елизарову, и он уже не боится перепутать Моцарта с Чайковским, так что с полным правом отвечает:

– Да.

Я фыркаю, но совсем тихонько – он такой же «ценитель» классической музыки, как и я.

– Это замечательно! – радуется Прудникова. – Я ничего не имею против так называемой популярной музыки и даже, бывает, хожу на концерты знаменитостей, но классика воспитывает в человеке самые лучшие качества – нежность, благородство. Вы со мной согласны?

Он позволяет ей поверить в то, что думают они одинаково – он молчит.

Он довозит нас до самого крыльца университета, говорит, что был рад познакомиться, и уезжает.

А вечером приезжает ко мне домой – с бутылкой красного вина и маленьким тортом.

– Алиска, я, кажется, пропал!

Объяснять ничего не требуется – я заметила, как он смотрел на Аллу во время обеда.

– Ты не удивлена? – обижается он.

– Влюбился, как мальчишка, – констатирую я, и в голосе моем не слышно одобрения.

Сашка наливает в стакан холодной воды из графина и залпом осушает его.

– Зря ты так, Алиса! – грустно замечает он. – Между прочим, я приехал к тебе как к самому близкому другу.

Сказать, что его неожиданная влюбленность меня поразила – значит, ничего не сказать. За все годы нашего знакомства я видела его влюбленным лишь однажды – да и то в школе. Тогда он был удивительно несовременным и особым вниманием наших одноклассниц не пользовался – его ум, доброта и романтичность котировались гораздо ниже, чем модные шмотки сынков мелких коммерсантов и чиновников. А в университете, когда житейские ценности наших ровесниц несколько поменялись, и они уже способны оказались разглядеть в Давыдове надежного спутника и верного друга, он увлекся учебой, и всё остальное для него отошло на второй план.