Каин: Антигерой или герой нашего времени?

— Хороша же у тебя задумка, Каин, — присвистнул длинноносый и остроскулый Легат, получивший редкую кличку в детстве, когда его однажды лягнула лошадь. — Да на этой ярмарке хуже, чем в Москве можно в лапы полицейских угодить.

— Можно, коль мыслить не научимся. Ты, Легат, да и другие, могут, пока не поздно, назад вернуться. Работенка предстоит не из легких.

Легат кисло осклабился.

— Не пугай, Каин. Не в таких переделках бывали.

Кувай почему-то на слова Легата слегка усмехнулся, что не осталось без внимания Ивана. Он цепко приглядывался к каждому сопутнику, ибо не так еще глубоко знал воров, пошедших за ним.

Камчатка, после сложения с себя полномочий вожака, все больше отмалчивался. Он безоговорочно принял предложение Каина, но в дальнейшие разговоры не вмешивался. Был хмур, замкнут и постоянно о чем-то думал.

Ивану можно было только догадываться о его мыслях. Несомненно, переживает. Нелегко втягиваться в новую для него перемену воровского бытия. Был хозяином воровского мира — и вдруг, совершенно неожиданного для многих гопников, стал простым вором. И эта резкая перемена может надломить Камчатку, как внезапно поверженный дуб, которому уже никогда не подняться и не тешить глаз братвы, привыкшей к тому, что могучее древо будет стоять вечно.

Тяжело сейчас Камчатке. Может, разговорить его, чем-то одобрить?.. Глупости! Настоящий вор к любому утешению относится с презрением. Да и не тот Камчатка человек, чтобы окончательно сникнуть. Через день, другой он придет в себя и станет добрым помощником в делах Каина.

* * *

По владимирской дороге шли в сряде[67] простолюдинов. Васька Зуб, было, заартачился:

— Мы что, голь перекатная, Каин? Мошны, слава Богу, на самую добрую сряду хватит. Можно, чай, и прибояриться.

— Бояре в каретах ездят, Вася.

— И мы любую карету можем заграбастать. Перо к глотке — и вся недолга.

— Ну и прощай Макарьевская ярмарка!

— Чего так?

— Слух о грабеже тотчас дойдет до Москвы, нагрянут сыскные люди, а мы должны податься в какую-нибудь Тмутаракань. Так что иди в дерюжке и не брыкайся… И вообще, братцы, если жаждите удачно достичь до ярмарки, — ни малейшего воровства, ни какой бузы на постоялых дворах.

— А мерзавчик?[68] Ужель с денежкой-то и не гульнем? Чтобы дым коромыслом!

— Это голь-то перекатная? Буде, Зуб! Твое головотяпство вмиг артель загубит, — жестко произнес Иван.

Зуб оскорблено фыркнул. Остальные же воры ни на что не обижались, во всем положившись на Каина.

А Камчатка лишний раз уверился в очередной правоте нового вожака.

Владимирская дорога была оживленной. Сновали мужичьи подводы, купеческие повозки, брички и тарантасы, дворянские кареты. Сновали и пешие люди: некоторые в сапогах через плечо (сберегая обувь), многие же в лаптях; одни направлялись в Москву, другие, по всей вероятности, в близлежащие села; у всех за плечами котомки.

С котомками вышагивала и артель Каина. В них плотничий инструмент, огниво и немудрящая кормежка. Еще заранее Иван всех предварил:

— Мы — плотничья артель. В Москве голодно, а посему идем на отхожий промысел, дабы деньжат подзаработать. Надеюсь, топоришко в руках держать умеете?

— А какой мужик не умеет? Чай, сызмальства не в палатах каменных проживали. Одноух у нас, даже все рубки знает, — высказался Легат.

— В самом деле, Одноух?

— Доводилось. Отец всю жизнь в плотниках ходил, вот и я приноровился.

— Добро. Авось и сгодится твое прошлое ремесло. А что дальше в твоей жизни приключилось, Одноух?

— Мать умерла, батя с горя запил, да так к чарочке приловчился, что редкий день без нее не обходился. Шишка[69] помышлял батю из артели вытурить, но отец одумался: надо было ребятню кормить. А тут вскоре черная смерть[70] навалилась, почитай, кроме меня, всю семью выкосила. Ни близких, ни дальних сродственников, а мне всего четырнадцать годков. Не знал, куда и податься, а тут один мужичок подвернулся. С голоду-де не умрешь, коль к моей шараге прибьешься. Вот с той поры и началась моя воровская жизнь. Почитай, шестнадцать лет шарпаю, а три года назад к Камчатке пристал.

— Не жалеешь, что воровством занялся?

— Вначале совесть грызла, а теперь не мучает, ибо денежных тузов терпеть не могу. За большими же деньгами не гонюсь. Много ли человеку надо?

Иван удовлетворенно хмыкнул, ибо легли на душу слова Одноуха.

К вечеру дошли до большого села с постоялым двором в два деревянных яруса.

— Верхние комнаты попроси, Каин, — сказал Зуб.

— Обойдешься. Не по рылу честь. Внизу на топчанах с ямщиками заночуем.

Зуб недовольно скривился, но больше он к Ивану не приставал.

Нижний этаж вмещал в себя человек сорок, а посему в нем нашлось место и «плотникам». Среди ямщиков оказалось и несколько крестьян, убого одетых и кормившихся своими скудными харчами.

Ямщики же выглядели куда богаче, и снедь им была доставлена из харчевни постоялого двора: щи с бараниной и каша с салом.

Иван заказал для своей артели варево без мяса: все должно выглядеть естественно. Артель облачена в убогую сряду, и пища должна соответствовать ее обладателям.