Каин Л. Избранные стихотворения. 2012

Я несу тебе смерть в этот долгий мучительный год;

тонки пальцы твои, гладят мёртвый мой лоб так уютно.

Ты сама пустота, как полярная ночь — абсолютна,

абсолютна, как боль, без которой ничто не умрет.

Я несу тебе смерть, и в нагрудном кармане пальто

только смерть умещается, так сокращается время.

Я стою у канала, как камень — один перед всеми,

я в канале стою, ты — вода, я — твоё решето.

Я несу тебе смерть, и она тебе очень пойдет.

Я несу тебе смерть, я нашёл её в сломанной жизни.

Я несу тебе смерть, и не слишком уж ты времени с ней.

Я несу тебе смерть в этот долгий мучительный год.

Призыв темноты («Пошли дожди в прозрачных кимоно…»)

Пошли дожди в прозрачных кимоно,

закрылось небо капюшоном серым,

и в мутной мгле горит одно окно,

горит, горит, и сладко пахнет серой.

Ты приходи. Мы будем ждать, и мы

тебя дождёмся при любых раскладах.

В разгаре лета ли, среди зимы,

в весенний дождь и в пору листопада.

Мы — те, кто даже вечность подождут.

Но надо меньше; темнота живая.

Всё время взгляд стремится в темноту,

она так тянет, манит, призывает.

Всегда темно, хоть глаз коли — темно,

и каждый шорох слишком настоящий.

Забудь надежду вышедший в окно.

Забудь надежду всяк сюда входящий.

Конрура («Снова не зная брода…»)

Снова не зная брода,

снова не зная дорог,

в мутную лезу воду;

беспечна моя свобода,

наивная, как бульдог;

чистой её породе

очень идут часы.

Точно так же подходит —

повешенному подходит —

вываленный язык.

Два; один; взрыв («Шла дама по Репина споро…»)

Шла дама по Репина споро.

Вдоль маленького забора.

В руках — чемодан и болонка.

Я к ней подошёл, ибо ломка.

Я ей так сказал: О, мадам,

я ваш понесу чемодан?

Ведь ваш чемодан так тяжел,

и жёлт, ужасающе жёлт.

Ответила дама с одышкой:

Откуда ты взялся, парнишка?

Весь грязный, и в рваной рубахе.

Пошёл-ка ты, знаешь ли, на хер.

И я повернул на Большой.

С больной и голодной душой.

На кнопку нажал, закурил.

И пять. И четыре. И три…

Февраль 2006 («Нет в мире сна, и каждым утром ясно…»)

Нет в мире сна, и каждым утром ясно, что сон, что не сумел прийти вчера, сегодня ожидается напрасно. Но это понимается с утра. А вечером — такая же надежда уснуть, забыться, стать комком белков, вдавить песок под сомкнутые вежды.

Сейчас же — утро, пусто и легко.

Прозрачный человек сидит на стуле, весьма неплохо притворяясь мной; он кофе пьёт, он сигареты курит — их прикурив прозрачною рукой. Он комнату не видит за спиною…

А комната движения полна. Там дверцей тихо скрипнул шкаф стенной, и пошла в эфир прозрачная волна.

Из шкафа за спиною вылезает вся нечисть мира, источая вонь. Полны кипящим ужасом глаза их, одежда их — не больше, чем огонь. Сейчас огонь охватит сонный город, и в нём тотчас окончится зима; так город сдастся и поддастся мору.

Я окончательно сошёл с ума.

Кончается эпоха

Кончается эпоха.

Кончается — и по хуй.

Сонеты

Пробуждение копыт («Молчание твердит: не говори…»)

Молчание твердит: не говори.

Бог раньше слышал, но теперь оглох он.

Копыта пробуждаются от вздоха —

В ночи точёным боем ровный ритм,

Стекаются с предместий фонари,

Так войско собирается по крохам.

Движение похоже на эпоху,

А все пути ведут совсем не в Рим.

Про завершенье марша знает каждый,

И достигает конница однажды

Тех самых врат, где нет пути назад,

Глядит луна слепым надменным глазом…

Так сделан выбор, и все кони разом

Вперёд шагают и вступают в рай.

Истина по вертикали («Такая жизнь, что спорить бесполезно…»)

Такая жизнь, что спорить бесполезно,

Ей все едино, только ею дом

Безумствует, она везде, кругом,

Её покой — сродни полёту в бездну.

Но был ли кто-то столь со мною честным?

Ещё не зная, что тебе дано,

Как сильно ты мечтаешь об одном —

Уйти отсюда, онеметь, исчезнуть.

Довериться стремишься немо ты

Агонии боязни темноты.

Исторгнута прощальная тирада.

Доказанная жизнь в аду моем

Тебя толкает прочь, в дверной проем.

Иди туда, там жизни нет. И ада.

Как будто живу («Повсюду мрак, повсюду беспорядок…»)

Повсюду мрак, повсюду беспорядок,

бесформенны, бессмысленны цвета,

лютует скупость, душит нищета,

ленив поток всеобщего распада.

Мечты, мечты — единая отрада,

поверх реальной жизни, как холста.

Душа до их явления пуста,

а после них — безрадостный осадок.

Мечты и сны — картина в рамке быта,

в ней живо то, что ранее убито,

в ней сладостен покой, приятен звук.

Земную жизнь пройдя до половины,

я, как дитя, ловлю штрихи картины

глазами, и как будто в ней живу.

Родство («Был сонный день, облезлый пёс был занят…»)

Был сонный день, облезлый пёс был занят —

выкусывал из редкой шерсти блох.

Был сонный дождь, с погодой не везло.

Был город пуст собачьими глазами.

Собачьими ушами в мире замер

весь звук, остатки всех ненужных слов.

На блох зато был редкостный улов,

побитыми, но крепкими зубами.

Стоял покой, как сонный, древний кряж,