Как читать романы как профессор. Изящное исследование самой популярной литературной формы

Теперь на очереди Дос Пассос, как я уже где-то говорил, создатель трилогии «США»: «42-й параллели» (1930), «1919» (1932) и «Больших денег» (1936). Здесь центральное повествование сплетено с фрагментами биографии известных людей и негодяев, «Новостями дня», где тексты буквально списаны с заголовков газет (в основном из Chicago Tribune), и отрывками под названием «Камера обскура», моментальными снимками той Америки, в которой взрослел автор. Что-то напоминает? Тогда вы сообразительнее меня. Я отчетливо помню свои ощущения от первого прочтения «42-й параллели»: ничего похожего я еще не встречал, во-первых, и что-то упускаю, во-вторых. Вообще-то я прочел всю трилогию, не слишком задумываясь, с чем она связана. Мне все слышался какой-то отзвук, но вслушиваться было некогда: я осиливал громаду оригинального творения Дос Пассоса. Только через несколько лет я перечитал первый роман трилогии (успев до этого пару раз прочесть «Рэгтайм» и посмотреть фильм). И примерно на середине книги я понял наконец, что это за отзвук. Дос Пассос и Доктороу, их сходства… Вопрос был только один: почему я так долго шел к этому заключению. Ваша честь, защита просит учесть смягчающие обстоятельства. Во-первых, и от этого не отвертишься, Доктороу пишет гораздо лучше, а особенно ему удаются крепкий сюжет и хорошо выписанные герои, даже и без имен. «США» – шедевр кубизма. Трилогия далеко не перл повествования. Дос Пассос не слишком силен в диалоге, у него он зачастую высокопарный, этакий «королевский английский» в устах работяг. Во-вторых, сюжет в последней книге течет гораздо плавнее, чем в первой. Дос Пассос эксплуатирует обрывочность двух методов тогдашней новинки, кинематографа: монтажа и выпусков новостей; у Доктороу роман движется сравнительно равномерно, наподобие складных книжек, которые делает Тятя. И наконец, в «Рэгтайме» исторические фигуры спаяны с основной сюжетной линией гораздо прочнее, чем в «США». Вообще говоря, обаянием каждое из этих произведений обязано отдаленностью или близостью к историческому контексту, то есть своего рода функцией от приближения. Дос Пассос смотрит на страну в тот момент, когда пишет свой роман, но у него она лишь фон для историй Мака, Дженни и других вымышленных героев. Доктороу, наоборот, пишет через много лет после свершившегося факта, все известные люди уже благополучно скончались, поэтому, не опасаясь судебных преследований, он может позволить Эвелин Несбитт вступить в плотскую связь с Младшим Братом Матери. Нечего смеяться; эти практические соображения слишком весомы, чтобы их игнорировать.

Вот аналогичная ситуация. Вы сидите в кино, смотрите «Пираты Карибского моря: на краю света», и вдруг оказывается, что это спагетти-вестерн. Помните такую сцену? Для пиратов все складывается явно плохо: они обнаружили, что им противостоит флот лишь чуть-чуть побольше испанской Великой армады (вообще-то слово «армада» все время эксплуатируется), и Элизабет Суонн, понятное дело, предлагает держать пари. Вдруг нам показывают, как по песку топают какие-то сапожищи, и, хотя понятно, что они пиратские, сам фильм уже не пиратский. Вопреки всем ожиданиям вы не видели ничего суше, чем этот песок у самой кромки океана. Можно сказать, это уже почти пыль. И сапоги в пыли – очень красноречивая деталь. Хорошие парни готовятся к стычке с плохими. Как Гэри Купер в «Ровно в полдень», как Джон Уэйн в финале «Дилижанса». Ну, Джон Уэйн такой почти во всем. Но самое главное – это мужчины без имен. Никто в истории кино не показал больше сапог, шагающих по большему количеству пыли, чем Серджо Леоне. И именно о нем мы, по идее, должны сейчас вспомнить. Как мы понимаем, что это он? Прекращается саундтрек Ганса Циммера, и все время, пока идут сапоги, звучит музыка Энио Морриконе. Вся она состоит из необычных инструментовок и сногсшибательных эффектов. Я готов поклясться, хоть и не совсем уверен, что где-то в середине слышал даже свист. Как вам подтвердит любой, родившийся до 1960 года, вспоминаешь Морриконе – тут же на ум приходит Леоне. Они дружили еще со школы и творчески так никуда и не ушли друг от друга. И посмотрите, что они сделали: «Однажды на Диком Западе», «За пригоршню долларов». Лучший из них – последний.

А потом вас осеняет. Вот оно! Во вселенной Леоне мораль перевернута с ног на голову. По-настоящему ли хорош хороший парень? Действительно ли Чарльз Бронсон герой, а Генри Фонда – негодяй? На чьей стороне Клинт? Ангелов или демонов? Можем ли мы уверенно судить об этом? Точно здесь только одно: это фильм «Хороший, плохой, злой». Каждый ведет свою игру (и даже Элизабет), и никто никому не доверяет, имея для этого превосходные отговорки. Каждый ведет двойную игру. Может, все это и здорово, но все равно кто-то должен умереть. А все начинается с сапог на песке. И слушания.

Допустим. Вы, человек умный, как до всего этого доходите?