Ключевым условием для современной системы является способность банков выпускать ликвидный долг, который поэтому может обращаться в качестве денег. В системе все гладко и ровно до тех пор, пока требования погасить долг возвращаются к банкам только в виде требований перевести кредит в другие банки. Как было замечено выше, такого рода перевод может быть осуществлен с минимальным привлечением фидуциарных денег, созданных государством. Однако, когда кризис системы становится кризисом ликвидности, обнаруживается зависимость от созданных государством денег. Когда пользователи кредитных денег начинают сомневаться в кредитоспособности банков или когда банки начинают сомневаться в кредитоспособности друг друга, кредитные деньги теряют способность обращаться в качестве денег. Они теряют свою ликвидность. В этот момент приходит государство как верующий последней инстанции. Предоставляя кредиты коммерческим или даже инвестиционным банкам, центральный банк демонстрирует свою неугасающую веру в денежность кредитов, выпущенных этими банками. Другими словами, центральный банк использует свое собственное положение инстанции, выпускающей кредиты от имени населения, чтобы распространить состоятельность на агентов внутри частной банковской системы, тем самым наделяя ликвидностью кредитные деньги, выпущенные этими банками. По сути, это и были спонсированные государством пакеты финансовой помощи, предложенной в последние несколько лет Федеральным резервом США, Европейским центральным банком и несколькими другими центральными банками. В век посткредитных денег контроль как за предложением, так и за ценой денег может находиться в руках частных банков и финансовых институтов, однако сильная и прибыльная позиция, которую занимают эти агенты, в конечном счете зависит от пуповины, связывающей их с плацентой государства, из которой в случае необходимости поступает ликвидность.
Варианты политического реагирования на экономические проблемы, которые обнажил финансовый кризис, обычно сводятся к двум позициям: кейнсианству и монетаризму. Первая советует государству стимулировать рост с помощью фискальной экспансии, даже если это означает образование дефицита бюджета. Вторая, по контрасту, предписывает бюджетную экономию, поскольку потенциальная выгода от избыточных государственных расходов считается превышающей ту, что будет сдержана растущей инфляцией. Выбор между кейнсианством и монетаризмом является ложным по двум причинам. К тому же разногласия между двумя позициями скрывают фундаментальную проблему.
Следует заметить, что и кейнсианство, и монетаризм в их
В шутке братьев Маркс, которую Жижек многократно цитирует, Граучо сидит в ресторане. Когда к нему подходит официант со стандартным вопросом: «Чай или кофе?», он отвечает «Да, пожалуйста!»[309]
Эта шутка показывает, как казалось бы нейтральный выбор из двух альтернатив содержит внутреннюю логику с определенными предпосылками. Ответ Граучо идет наперекор этой логике и поэтому может служить отправной точкой для обнаружения предпосылок ложного выбора. Схожая логика имеет место при выборе между кейнсианством и монетаризмом.Прежде всего, выбор между фискальной экспансией кейнсианства и монетаристским режимом экономии представляет оба варианта как взаимоисключающие, наподобие того, как официант предлагает выбрать между чаем и кофе по принципу либо-либо. Любопытно, что и правительство США, и Европейский союз, и правительства многих других стран на самом деле ответили на финансовый кризис в стиле Граучо. Их мгновенной реакцией на кризис, проявивший себя на финансовых и денежных рынках как кризис ликвидности, стало накачивание этих рынков ликвидностью в виде кредитов центрального банка. Это в высшей степени кейнсианская реакция, хотя, может, и не такая, какую бы сам Кейнс себе представлял. Вместо того чтобы стимулировать реальную производящую экономику напрямую, предоставляя дополнительные фидуциарные деньги через государственные расходы, деньги, данные в рамках государственной финансовой помощи, были в основном перенаправлены в финансовую систему.