Как я год жила по Библии

Ткань, смоченная ледяной водой, не умеряла тупую пульсирующую боль в голове, носовых пазухах и плечах. Я проспала без перерыва одиннадцать часов, но лучше не стало. Когда пыталась сесть, меня словно магнитом тянуло обратно, на смятые, мокрые от пота простыни. От каждого движения к горлу подступала тошнота, но снова брести к унитазу не было сил. Стены кружились вокруг меня. Руки и ноги стали неподъемно тяжелыми. Я опять свернулась клубочком и лежала так еще несколько часов, слушая ритмичный шелест вентилятора на потолке и мечтая умереть.

Нет, я не заболела тифом.

Я отказалась от кофе.

На то было несколько причин. Во-первых, Дэн уже много лет стыдил меня за пристрастие к кофеину, а в последнее время, ободренный первой женской заповедью, сделался более настойчив.

– Может быть, на этой неделе все-таки бросишь кофе? – спрашивал он меня каждую неделю с самого октября.

Десять месяцев я от него отбивалась – в основном просто смеялась, как будто Дэн отпустил удачную шутку, – но с приближением Боливии задумалась о том, что в этом что-то есть. Мой предыдущий опыт путешествий по странам третьего мира подсказывал, что неспособность проснуться утром без двух-трех чашек кофе может сильно тебя подвести – например, когда селишься в семье, у которой нет даже микроволновки и посудомойки, не говоря уж о кофемашине, или едешь на поезде из Ришикеша в Дели и, если тебе дорога жизнь, ничего, что там подают, в рот брать нельзя. Я не хотела все путешествие провести в страданиях из-за отсутствия чашки кофе… хоть и кажется, что где-где, а в Южной Америке в нем недостатка быть не может!

Что еще важнее, начав разбираться в потреблении и в устройстве международной торговли, я выяснила: те деньги, что я плачу за кофе, практически полностью оседают в карманах крупных компаний, а до фермеров, выращивающих кофейные бобы, не доходят. Потребление кофе за последние двадцать лет переживает взрывной рост, а оплата труда крестьян, которые его выращивают, стоит на месте. Потребители хотят дешевый кофе, корпорации хотят сохранить свои прибыли – в результате многие из двадцати пяти миллионов фермеров, выращиванием кофе зарабатывающих себе на жизнь, вынуждены продавать его по цене даже ниже себестоимости продукции. Долгие часы они проводят за тяжелой работой в полях, и все равно едва обеспечивают себя и свои семьи[113].

Хорошая новость та, что в этом можно не участвовать. Говоря словами активистки Деборы Джеймс, «нет нужды загонять людей в нищету, долги и тяжелый труд только для того, чтобы насладиться чашкой кофе»[114]. В наши дни существует широкий выбор кофепродуктов, изготовленных и распространяемых согласно принципам «справедливой торговли»: приобретать их можно и в интернете, и в большинстве универсальных магазинов, и даже в кофейнях «Старбакс». Просто ищите на упаковках черно-белый символ «сертификат справедливой торговли»: он подтверждает, что фермеры получают за произведенный ими продукт гарантированную минимальную цену, условия их труда безопасны и этичны, в производстве не используется труд детей, и рабочие имеют голос в управлении фермерским кооперативом.

Плохие новости – по крайней мере, для меня – в том, что в системе «справедливой торговли» кофе стоит намного дороже, чем я привыкла (и неудивительно, ведь фермеры должны на нем зарабатывать!), да и далеко не во всех магазинах Дейтона отделы такой торговли есть. Чтобы пить кофе только по честной цене, мне следовало излечиться от кофезависимости – иначе мы бы просто разорились, а там, где товаров «справедливой торговли» нет, я постоянно боролась бы с искушением выпить самый обычный кофе из пластикового стаканчика. Да и в любом случае выпивать по три чашки с утра – это уже нездорово. Неприятно думать, что я пристрастилась к продукту, бездумное потребление которого ввергает миллионы людей в нищету. Я хотела вернуться к тем временам, когда кофе был для меня удовольствием, а не необходимостью; и вот, утром 3 июля объявила День независимости от кофеина и не стала включать кофеварку.

Около трех часов в тот же день начала болеть голова.

В кровать я отправилась около семи.

На следующее утро проснулась в одиннадцать, доползла до ванной, и меня вырвало. Со стоном заползла обратно в постель. Чувствовала примерно то, что, по мнению писателя К. С. Льюиса, переживают души, добровольно находящиеся в аду: «Они съежились, замкнулись в себе… Сжатые кулаки, стиснутые зубы, крепко зажмуренные глаза»[115]

.

Часа в четыре Дэн просунул голову в дверь, чтобы узнать, жива ли я.

Несколько часов спустя я встала, чтобы принять душ, поесть и проклясть день своего рождения.

Ночь провела в лихорадке, съежившись под одеялом и тщетно пытаясь заснуть. Еще какие-то мерзавцы за окном пускали фейерверки так, словно они тут одни!

На следующий день этот цикл повторился. И на третий день тоже.