Как я съел асфальт

Саша записал и эту концовку уже нового замысла. А еще он подумал, что писать стихи – дело нехитрое. Сюжетов жизнь подкидывает много, только успевай записывать. А писать Саше нравилось. И он тут же всерьез подумал оставить, бросить навсегда этот туалетный бизнес и податься в поэты. А пока он все-таки решил доработать в «Эмжэ» хотя бы этот месяц, а уж потом уйти с головой в поэзию.

Саша распечатал несколько экземпляров своей поэмы и один из них, по его мнению самый лучший, показал Алле. Алла прочитала тогда и… расплакалась. Расплакалась и сказала, что не ожидала от Саши ничего подобного и что ей очень понравилось.

А потом он показал свою работу Оле. Показал и рассказал о дальнейших планах, о планах навсегда связать свою судьбу с мировой литературой. Оля прочла и закурила. А потом сказала:

– Саша, ты же замечательный художник. У тебя получается так точно нарисовать синюю полоску на желтом фоне. Тебе, Саша, просто классно удается выписывать, вырисовывать кляксы. Все, что ты делаешь руками, – это хорошо…

Саша тогда спросил у нее, к чему она это сказала. А Оля пояснила. Пояснила и сказала, что голова – не самое лучшее место, которым Саша может зарабатывать деньги. Видно было, что Саша старался, он нажимал на кнопочки клавиатуры, но…

– …стоит ли биться головой о стену? – сказала тогда Оля. – Уж если тебе совсем нечего делать, то сделай в квартире ремонт, вынеси мусор, в конце концов.

Слава Оли сильно задели и даже зацепили Сашу.

– Я не понял, к чему ты все это говоришь? Ты толком ответь – тебе понравилась моя поэма?

А Оля, отведя взгляд куда-то в сторону, сказала, что не понравилась. Саша тогда в резкой форме сказал ей, что несколько сомневается в ее умственных способностях. А еще он сказал, что Оля ничего не понимает, потому что никогда не сталкивалась с настоящей литературой. И что она читает всякую ерунду, а точнее, полную ерунду и даже мусор.

Саша надолго затаил на Олю обиду. Но после того разговора при знакомствах, в том числе деловых, он поостерегся представляться как поэт или писатель, хотя уже успел заготовить тысячу визиток, где гордо, большими буквами, было написано – поэт.

А вскоре после начала творческой деятельности Сашу познакомили с Антошей. Антоша был веселый парень. Походка у него была такая, какая и должна быть у творческого человека. Порывистая, порой стремительная, а иногда задумчивая и медленная. Ноги Антоша ставил ровно, как человек, прямо идущий к цели и твердо знающий, чего он хочет. Но в минуты творческого поиска Антоша замедлялся, ноги ставил неуверенно, и даже слегка заворачивая носки внутрь. В таком состоянии он быть зациклен на себе и своих мыслях. Он не замечал никого и ничего вокруг. Антоша мог врезаться лбом в столб, а потом рассеянно извиниться перед ним и продолжить свой путь. А мог налететь на человека и совершенно не заметить этого.

Познакомил их Паша. Тот самый Паша, который занимался дорожными знаками и привил Саше любовь и вкус к строительству правильных придорожных туалетов.

– Старик, – спрашивал тогда Паша, – хочешь стать поэтом? Хочешь печататься? Хочешь, чтобы о тебе узнали миллионы?

А поскольку Саша не скрывал от друга, что желания его именно такие и что тайком он даже подумывает о Нобелевской премии, Саша согласно кивал на все вопросы Паши. Кивал с горящими глазами и сильно бьющимся сердцем.

– Я познакомлю тебя с человеком, который может воплотить в жизнь все твои надежды и чаяния.

И Паша позвал его на выставку одного художника.

Когда Саша пришел на выставку, он сильно удивился. Даже очень удивился. Он отчетливо понял, точно осознал, природу этого удивления. Оказалось, что Саша знал этого художника, на чью выставку он сейчас попал. Еще в детстве, в ейском детстве, Саша учился в художественной школе. Вместе с ним учился и один мальчик. И вот на выставку этого мальчика, точнее, уже не мальчика, а, наверное, мужчины пришел Саша. Он без особого интереса побродил по залам. С некоторой завистью посмотрел на работы своего земляка. Отметил, что тот мальчик вырос из своих детских работ. Теперь его работы были куда взрослее. Если в художественном училище они рисовали пейзажи и натюрморты, то теперь повзрослевший мальчик писал только обнаженных женщин, сидевших или стоявших в самых откровенных позах. Посетители-мужчины подолгу останавливались у каждого полотна, восхищенно цокая языками, и неизменно хвалили мастерство художника, сумевшего так точно отобразить самую суть, поймать ту самую изюминку. Женщины же фыркали и тащили своих мужей от полотен с красотками.

Саша не понимал такое искусство. Не понимал и не хотел понимать. А еще точнее, не воспринимал. «Зачем? Зачем, – спрашивал он, – рисовать машину, когда и так понятно, что это машина?» Работа художника должна вдохновлять на раздумье. Мозг в голове должен вскипать от напряжения. От напряжения, вызванного попытками вникнуть в замысел художника.

Саша видел своего земляка. Видел издали, с радостной улыбкой раздававшего автографы и отвечавшего на вопросы журналистов. Но Саша не подходил к нему. Не хотел подходить.