В 1980 году роман писательницы Мэрилин Робинсон «Домашний очаг» (Housekeeping) выиграл премию Фонда Хемингуэя и ПЕН-центра за лучший дебют, а также был номинирован на Пулитцеровскую премию. Ее второй роман «Галаад» (Gilead, 2004) вышел двадцать четыре года спустя. Благодаря ему Робинсон получила и Пулитцеровскую премию, и премию Национального круга книжных критиков США.
Действие «Галаада» происходит в 1956 году. Семидесятишестилетний преподобный Джон Эймс угасает и рассказывает историю собственной жизни и веры в письме к своему шестилетнему сыну от второй жены. Эймс вспоминает о дедушке, об отце, о своих проповедях и метаниях – в особенности о том, как он старался отыскать в себе христианское прощение своего тезки Джона Эймса Боутона – сына лучшего друга и полного разгильдяя. Ближе к концу романа преподобный Эймс достигает точки, где способность прощать его окончательно покидает:
Я бесчисленное множество раз добирался до границ моего понимания, вторгаясь в эту пустошь, в этот Хорив, в этот Канзас. И я неоднократно пугался, когда, как мне казалось, уже прошел все вехи на своем пути. И это приносило мне невообразимое удовольствие. День и ночь, безмолвие и трудности – все это казалось мне исполненным энергии и добра. Полагаю, вести себя так мне рекомендовал Эдвард, а также мой преподобный дед, когда совершил тот побег в пустынные земли. Быть может, когда-то я представлял себя еще одним суровым стариком, готовым нырнуть под землю и тлеть до Страшного суда. Что ж, теперь я далек от этого. Замешательство, в котором я пребываю сейчас, – неизведанная для меня территория, из-за чего я начинаю сомневаться, что раньше мне приходилось сбиваться с пути[72]
.Надо признать, что вязкую прозу Робинсон не так-то просто приукрасить. Возьмите паузу – могу я предложить вам чашечку крепкого цейлонского чая? – и внимательно перечитайте этот отрывок в удобном вам темпе. Очень красивый текст. Вам доводилось описывать разочарование словом «Канзас»? Казалось ли вам ощущение собственного несовершенства «исполненным энергии и добра»? Эймс старается отыскать прекрасное даже в своей неспособности простить.
Получается ли у него? Решать вам. Меня здесь интересуют противоречащие друг другу идеи, которыми Робинсон заражает разум Эймса, – осуждение и прощение. Он пытается увидеть красоту в своей дилемме. Он стремится к милосердию, но не находит его. И все же его попытка отыскать положительную сторону в своей скорби в то же время отражает глубину его веры. В голове Эймса происходит сражение двух конфликтующих идей, поэтому у нас появляется веская причина читать дальше. Как все разрешится для Эймса? Спустя пятьдесят пять страниц «Галаада» вы об этом узнаете.
Как вы справляетесь с экспозицией? Встречаются ли в вашей рукописи внутренние монологи, которые просто зря занимают место? Если такие есть, можете их просто вырезать либо попробовать копнуть глубже в то, что испытывает ваш персонаж в этот момент истории, и отыскать внутри его противоречия, дилеммы, полярные импульсы и столкновение идей – все то, что нас так интригует.
Другими словами, экспозиция нужна не для нагнетания сюжета (она для этого не предназначена), а для того, чтобы заронить сомнения в душе и разуме ваших персонажей. Однако помните, что истинное напряжение происходит не из бесконечных волнений и повторяющихся метаний, а из противоречивых эмоций и конфликтующих идей.
Как исправить провалы в напряжении
Роман, который начинается с описания погоды, – случай не редкий и не интересный. В моем офисе мы с раздраженным ворчанием откладываем их в отдельную стопку. «Погодное вступление», – бормочет кто-нибудь, и мы все понимающе киваем. Большинство писателей используют погодные явления в качестве предзнаменования, намека на грядущие бури. Это нормально, но чаще всего в таких случаях напряжение будто ветром сдувает.