Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки

И, вероятно, есть еще одна, последняя, тонкость. Когда мы судим о моральности, можно рассматривать два аспекта – поступок или человек. Предположим, мы могли бы решить, что человек невиновен, но поступок ужасен, например когда из-за случайной ошибки происходит страшная непредвиденная катастрофа; и возможно, мы сочтем человека ужасным, даже если его действие имеет некие хорошие последствия.

– Чувствую, будет причудливый пример.

– Представь, что потенциальный серийный убийца находится на крыше высотного здания. У него в руках винтовка, из которой он беспорядочно стреляет по людям внизу на улице. Но он плохой стрелок, и все пули пролетают мимо. За исключением одной, которая только что хлестнула по родинке на шее женщины средних лет. Пуля волшебным образом удалила родинку, не нанеся серьезной раны женщине. А теперь становится известно, что родинка вот-вот должна была стать злокачественной. Без удачного попадания пули женщина умерла бы от злокачественной меланомы.

– Это какая-то нелепость!

– Да, знаю, но иногда экстремальный пример помогает прояснить смысл. Итак, в этом случае мы бы однозначно описали человека как плохого и при этом согласились бы, что результат был хорошим. Утилитаризм одобряет последствие; Кант неодобрительно относится к стрелку. Я хочу опять подчеркнуть, что, возможно, нам необходимы разные этические позиции, чтобы понять всю сложность мира морали.

– Это здорово. А милосцы?..

– Ах, милосцы. Ницше поаплодировал бы афинянам. Милосцы проиграли битву, и это означало, что они занимают более низкое положение, а закон Сверхчеловека гласит, что он может делать с побежденным все что хочет. Думаю, в соответствии со своей концепцией справедливости Платон стал бы утверждать, что милосцев не должны уничтожать. В «Государстве» изображено идеальное государство, которое прибегает к оружию только в двух обстоятельствах: чтобы гарантировать свое выживание в случае агрессии и чтобы распространить справедливость в мире. Аристотелева этика почти не оставляет надежды милосцам, разве только добродетель умеренности могла бы сдержать жестокость афинян. Но Аристотель был учителем Александра Македонского, чей дар заключался явно не в предпочтении умеренности… Я не вижу ничего в Аристотелевой концепции счастья, что могло бы заставить афинян пощадить своих врагов, хотя Аристотель действительно полагал, что грекам следует перестать сражаться друг с другом и объединиться против варваров.

Сторонники утилитаризма действия сказали бы, что афиняне должны обязательно применить исчисление счастья. Приведет ли эта жестокость к большему количеству счастья? И афиняне должны, конечно, принимать во внимание не только собственное счастье, но и счастье всех тех, на кого это повлияет. Возможно, если бы зло со стороны спартанцев, побеждающих в Пелопонесской войне, было настолько огромным, что перевешивало бы зло, совершенное против милосцев, тогда массовое убийство было бы правильным. Такого рода расчетами руководствовались союзники, когда бомбили города Германии во время Второй мировой войны. Зло, связанное с убийством женщин и детей, «искупилось» добром, связанным с победой над Гитлером. Тем не менее, с учетом всего вышесказанного, я не думаю, что объективная оценка последствий могла бы позволить афинянам совершить массовое убийство. Утилитаризм правила был бы однозначен в оценке: такое действие было бы отвергнуто. Мир стал бы более счастливым для нас всех в долгосрочной перспективе, если бы мы сдерживали и контролировали такого рода поведение.

Яснее всех выразился бы Кант. Нельзя убивать и порабощать милосцев. Невозможно выработать категорический императив, который гласил бы: если кто-то вмешивается в твои планы выиграть войну, ты можешь убить и поработить их

. Это предполагало бы, что такая же судьба могла бы ожидать и тебя. Как это случилось с афинянами – крайне неудачная кампания против сицилийского города Сиракузы окончилась полным разгромом афинян. Большая часть армии была уничтожена. Те, кто выжил, без отдыха работали на рудниках, сетуя лишь на то, что им отказано в быстром окончании их страданий. А потом спартанцы выиграли войну.

– Так что, все было напрасно?

– Да.

– Карма.

– Карма. Пойдем домой.

Прогулка четвертая

Чужой разум и свобода воли