Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки

Но у Парменида имеются гораздо более серьезные основания для критики. Согласно теории, идеи существуют в своем вечном царстве. А у нас имеются их отражения в нашей реальности. Так как именно они связаны? Что в идее блага объединяет ее с хорошим поступком, совершенным в Афинах? Парменид приводит пример великости. Вокруг нас много больших вещей: горы, слоны, океаны. Если великость этих больших вещей объясняется идеей великости, то что́ именно она включает? Присутствует ли каким-то образом небольшая часть великости в этих приземленных больших вещах? Если да, то как могла бы малая часть великости сделать большие вещи большими? Или великость подобна огромной парусине, накрывающей все большие вещи? Ни один из перечисленных вариантов не кажется очень заманчивым. Мы остаемся с неудовлетворительным представлением о том, что отдельные примеры великости каким-то образом «причастны» идее великости или «подобны» ей.

Но подобие – слишком странное понятие для использования его при обсуждении субстанции, не имеющей материальной формы. Мне кажется, полезно заменить некоторые туманные примеры, которые приводит Платон, представлением о цвете. Итак, он говорит, что все синие объекты в мире синие потому, что они имеют нечто общее с идеей синего.

Но теперь Парменид приводит аргумент, который считают сокрушительным, против теории идей. Это один из величайших аргументов в философии, и нам нужно сосредоточиться на нем, хотя, когда разберешься, он оказывается довольно простым.

– Как бы не так!

– Аргумент называется «аргумент третьего человека», потому что Аристотель при объяснении использовал пример с идеей человека. В «Пармениде» Платон приводит в качестве примера великость, но я собираюсь придерживаться идеи синего. Скажем, я составил список синих объектов. Море, небо, сапфировое ожерелье, глаза моей возлюбленной, крыло зимородка, полоска плесени в сыре стильтон. Теория идей говорит, что все эти объекты синие, потому что они причастны или подобны

синеве идеи синего. Понятно?

Монти согласно заворчал.

– Теперь у нас есть указанная группа синих объектов, которые являются синими на основе того факта, что они подобны идее синего. И у нас также имеется идея синего. Но откуда мы можем знать, что идея синего подобна этой группе синих объектов? Согласно той же логике, на основе которой сгруппированы синие объекты, у нас теперь должна быть вторая и бо́льшая идея синего, которая объединяет первую идею синего и все синие объекты. Ты еще меня слушаешь?

Монти посмотрел на меня, не проявляя очевидных признаков того, что не поспевает за ходом моей мысли.

– Но теперь у нас имеется первоначальная идея синего плюс все синие объекты в одной группе, а с другой стороны – вторая идея синего. Они должны быть подобны друг другу, верно? А если они подобны друг другу, то должны быть связаны с еще одной – третьей – идеей синего. И, несомненно, так будет продолжаться вечно, бесконечный регресс идей. Ты меня понимаешь?

– Честно говоря, даже не знаю, понимаю или нет. Может, попытаешься еще? Более приближенно к собакам?

– Хорошо. Допустим, у нас есть много вкусных косточек. Мы знаем, что это косточки, потому что у нас есть изображение косточки, наподобие той, которую в мультфильме съедает собака. Совершенная, по Платону, кость. Мы используем это изображение, чтобы оценить, являются ли действительно косточками различные объекты, которые могли бы ими быть. Но теперь мы получили группу, состоящую из косточек, которые прошли проверку, плюс картинку. Как мы узнаем, что картинка и косточки подобны друг другу? Ну, у нас есть другое изображение, на которое похожи косточки и первая картинка. А откуда мы знаем, что настоящие косточки, первое и второе изображение косточки подходят друг другу? Что ж, мы получаем еще одну нарисованную косточку.

Монти потряс головой и сказал:

– Чушь.

– Да, чушь. Это аргумент, от которого Платону по-настоящему так и не удалось уйти. Как только ты говоришь, что синие объекты являются синими, потому что они подобны большей сущности, идее синего, ты сползаешь к бесконечному регрессу. Есть ли у Сократа ответ на такой аргумент в этом диалоге? На самом деле нет. За исключением того, что Парменид подводит итог, говоря, что Сократ определенно будет доискиваться до сути и что все его возражения можно будет отклонить.

– А ты что думаешь?