Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки

– Теперь поразмышляем о двух палках одинаковой длины. Мы бы сказали, что они равной длины или, иными словами, что им свойственно быть равными, так же как им свойственно быть деревянными, коричневого цвета, упавшими с дерева. Я буду использовать терминологию, но это неплохо и может пригодиться позже. В философии, особенно в логике, используется термин «предикат» для обозначения того, что́ вы можете сказать о чем-то, о каком-то субъекте. В предложении у нас будет подлежащее, субъект, и сказуемое, предикат. Например, в предложении «Монти – белый», ты, Монти, – это субъект, а «белый» – это то, что мы сказали о тебе, предикат. Возвращаясь к нашим палкам, все перечисленные предикаты – «деревянный», «коричневый» и «равный» (наряду с множеством других) – можно применить к ним. Согласен?

– Наверное. По крайней мере, по отношению к тем, что равной длины…

– Отлично. А теперь, как ты уже предположил, если мы сравним две палки равной длины с той, что длиннее, они будут неравными. Поэтому предикат «неравный» в такой же степени применим к ним, как и предикат «

равный». Может возникнуть вопрос, как нечто может быть и чем-то одним, и тем, что ему противоположно. Платон делает похожее замечание о теплоте: что-то может быть горячим по отношению к одному объекту и холодным по отношению к другому. Поэтому теплота не является каким-то однозначным предикатом. Она мгновенно оказывается включена в сложную сеть взаимосвязей.

И опять возвращаемся к нашим палкам почти равной длины. Если точно измерить длину, то мы обнаружим, конечно, что они не совершенно равны. Длина одной может быть 22 см, а другой – 21,5 см. И другие объекты, которые мы полагаем равными, даже линейки и рулетки, которые считаются имеющими абсолютно одинаковую длину, при измерении с помощью еще более точных инструментов окажутся не абсолютно равны, а будут в крошечной степени отличаться.

Вокруг нас, Монти, повсюду существуют геометрические фигуры. Видишь, как карнизы домов образуют треугольники? А окна – это разные виды прямоугольников или квадраты?

Монти быстро осмотрелся и не стал спорить.

– Мы видим их как треугольники, квадраты и тому подобное, но если бы мы измерили эти фигуры, то оказалось бы, что они немного искажены. Углы будут неправильными. Ничто не является точно тем, чем кажется.

Тогда возникает ряд вопросов. И первый из них следующий: учитывая, что все эти объекты не совсем равные или не совсем треугольные, каким образом мы сразу распознаем их как треугольные или равные? Мы, на самом деле, никогда не встречали истинный треугольник или истинное равенство. Тем не менее у нас имеется представление не просто о каком-то расплывчатом треугольнике, а о совершенном треугольнике. И вполне может казаться, что мы распознаем все эти приближенно соответствующие объекты как треугольные, квадратные или равные только потому, что есть идея совершенного треугольника или квадрата или равенства, с которой можно сравнить эти объекты. А если у нас имеется идея совершенного треугольника, то откуда она берется при ужасающем отсутствии совершенства в окружающем нас мире?

– Не знаю, – пробурчал Монти. Или мне так показалось.

– Есть еще один диалог Платона, «Менон», в котором один из персонажей – тот самый Менон – предлагает Сократу парадокс. Скажем, я хочу выяснить, кто такой лев. Если я не имею представления о том, кто такой лев, и отправлюсь путешествовать по свету, стараясь найти льва, как я узнаю его, когда с ним встречусь?

– Все ясно: чтобы найти льва, я уже должен знать, кто такой лев.

– Говоря иначе, если ты знаешь ответ на вопрос, то зачем спрашивать? Если же ты не знаешь, то не узнаешь правильный ответ, даже если он укусит тебя за мягкое место.

Платоновская теория идей представляет собой предложенное им решение этой и других связанных проблем: вопроса о том, откуда мы все узнаем, и, в частности, каким образом мы определяем некоторые общие понятия. Когда мы распознаем нечто как красивое, или большое, или равное, или треугольное, то так происходит потому, что мы обладаем предварительным знанием этих вещей как совершенных идей и поэтому можем узнать тени перед нами.

– Как идею блага? Из нашей прогулки, посвященной этике?

– Именно.

– Насчет этих идей… Если мы здесь, а они – там, где бы это ни было, и все, что у нас есть здесь, – это смутные отражения или что там еще, как мы вообще узнаем, что они такое?

– Отличный вопрос. И ответ Платона, если честно, представляет собой один из самых неловких в истории философии.

– Что ты сказал?