Художественная самодеятельность — неотъемлемая, органическая часть всего нашего социалистического искусства, рожденного Великим Октябрем, искусства прекрасного и сильного своей сорокалетней закалкой. Нет у нас двух искусств: профессионального и самодеятельного, сама терминология эта весьма условна. Есть одно советское искусство, которым часть людей занимается профессионально, а другая, значительно большая, — в порядке самодеятельности.
И, конечно, те задачи и требования, которые выдвигает жизнь перед искусством в целом, адресуются и к художественной самодеятельности. Высокая идейность, целеустремленность, активное вторжение в жизнь, воспитательная роль — все эти качества обязательны для маленького кружка художественной самодеятельности точно так же, как и для самого крупного театра страны.
Сейчас, после съездов художников и композиторов, пленума Союза писателей, налицо большое оживление в литературе и искусстве. Советские художники, направляемые партией, страстно и по-хозяйски заинтересованно ищут пути продвижения вперед. Живительная, острая и принципиальная критика и самокритика помогли и помогают вскрывать ошибки, наметившиеся за последнее время в различных дискуссиях и даже в печати. Надо вскрывать и устранять недостатки, которые тянут назад с единственно правильного пути развития прекрасного советского искусства[352]
.Как и в цитированных текстах 1970 — 1980-х годов, советское искусство и в годы «оттепели» интерпретировалось как монолит; отрицалось «вредное» противопоставление профессионалов любителям. Вместе с тем, в тексте 1957 года упоминался инструмент, якобы гарантирующий успешное движение вперед, исчезнувший из позднесоветского дискурса о культуре, — критика и самокритика[353]
. Между тем они входили в арсенал главных разящих орудий эпохи сталинизма, наводивших ужас — а значит, в логике Сталина и коммунистов сталинской чеканки, устанавливающих порядок — в цехе деятелей литературы и искусства. Вот как, например, очерчивались ситуация в искусстве и «боевые задачи» деятелей культурно-просветительного «фронта» в 1947 году, в эпоху «ждановщины»: