Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Однако даже в этой биографии есть пункты, вызывающие вопросы или по крайней мере заставляющие задуматься. Читатель, сличив биографию В. И. Бондаревой со статьей о «Самоцветах» в том же издании[776], обнаружит, что она ушла из «Самоцветов» то ли в 1988-м, то ли в 1993 году. В ее биографии дважды называется имя Н. Н. Карташовой, за которой В. И. Бондарева странным образом, словно тень, следовала, став ее преемницей сначала в Магнитогорске, затем в Челябинске. В энциклопедической статье о В. И. Бондаревой по понятным причинам отсутствует дата ее смерти: статья писалась при ее жизни и активном участии. В. И. Бондарева скончалась в марте 2013 года в возрасте 86 лет, и я накануне посетил ее, но не увидел. Но об этом позже.

В жизни Н. Н. Карташовой и В. И. Бондаревой были удивительные, почти мистические совпадения. Обе не прошли через классическое обучение в специальных хореографических учебных заведениях, но были талантливыми ученицами профессиональных танцовщиц и танцовщиков Мариинского и Большого театров с дореволюционным образованием. Обе сделали блестящую карьеру в самодеятельной хореографии, создали или развили успешные, именитые танцевальные коллективы, выступавшие на лучших сценах страны, много гастролировавшие по СССР и за рубежом. Успехи обеих были отмечены высокими званиями и наградами. Наконец, обе были замужем за журналистами: муж В. И. Бондаревой — Алексей Петрович Кожевников — был вторым редактором «Магнитогорского рабочего».

Впрочем, я ошибся, когда заявил, что внешний облик В. И. Бондаревой — пусть единственная, но надежная константа ее жизнеописания. Я не застал яркую женщину с крупными, почти мужскими чертами лица, поскольку познакомился с нею в январе 2010 года. Передо мной была измученная, скрюченная болезнью старая женщина в свободном полотняном хитоне — другая одежда доставляла ей боли, — со страдальческой миной на лице, стонавшая от каждого движения. Она плохо слышала, и многие мои вопросы так и остались без ответа.

Образ вопрошающего и не получающего ответов интервьюера может быть использован в качестве метафоры для определения «диагноза» источников о нашей героине, без которых историк не в состоянии провести научное исследование. После ее смерти осталось значительно меньше текстов, чем после Н. Н. Карташовой. Об этом не позаботился супруг-газетчик, о ней меньше писали журналисты, и сама она почти не писала, не создав собственноручной автобиографии. Ее личный архив стал распадаться еще до нашего знакомства. Кто-то из челябинских школьных учителей, взявшись писать о ней, так ничего и не написал, а фотографии и документы так и не вернул. В. И. Бондарева щедро и доверчиво раздавала журналистам материалы домашнего архива для подготовки публикаций о «Самоцветах», которые зачастую ей не возвращались. Но даже и то немногое, что удалось увидеть и услышать мне, порой ускользало из рук, как вода из пригоршни.

В 2010–2011 годах я провел с В. И. Бондаревой дюжину больших интервью, из которых половина загадочным образом пропала. К сожалению, не сохранилось почти ничего из фотоизображений, сделанных мною в ее квартире. С абсолютной уверенностью объяснить странную пропажу я не могу. Но есть предположение. Причина заключалась, скорее всего, в неудачно сложившейся комбинации обстоятельств технического и гуманитарного свойства. Вероятно, я потерял их во время ухода из прежней семьи, когда спешно переносил на съемные носители некорректно сохраненные на старом компьютере документы. Последующие полтора года я не занимался этим проектом — не встречался с В. И. Бондаревой, не занимался обработкой собранного материала, не искал нового. Я был влюблен и счастлив, и даже низость коллег, опустившихся до анонимных писем и сплетен обо мне и моих близких, не трогала меня так, как ожидалось. Слишком поздно — лишь когда мне предложили написать статью о культуре брежневского периода и я заявил тему о гастролях «Самоцветов» в США, я с ужасом обнаружил пропажу. Не найдя, помимо прочего, переснятых мною записных книжек В. И. Бондаревой, которые она вела во время гастролей, я решился позвонить ей. После томительно долгого ожидания гудки сменил измученный голос. Она была на меня обижена и законно резка, но согласилась на мою просьбу попробовать найти записные книжки к моему приезду на следующей день.

В назначенное время мне открыла ухаживавшая за Верой Ивановной соседка, передала подготовленные дневники, но разбудить хозяйку не смогла. Через сутки раздался телефонный звонок моей мамы, которая сообщила, что В. И. Бондарева скончалась в полдень, через 22 часа после моего визита к ней. Так, умирая, Вера Ивановна поддержала мой проект. Статья была написана[777]

, исследование — возобновлено.

Среди фактов биографии В. И. Бондаревой одним из самых болезненных для нее самой при жизни и самых запутанных для исследователя после ее смерти является история о том, как В. И. Бондарева стала ученицей Н. Н. Карташовой.

Ученица Карташовой?

1983 год