Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Отклик сотрудницы Высшей профсоюзной школы культуры Н. Таировой на статью профессора философии В. Разумного «„Детская болезнь“ самодеятельности»[207]

вводит в проблематику, которая закольцовывает вопрос о клубе как главном месте повседневной дислокации художественной самодеятельности, включая и танцевальную. Там планировалась и протекала повседневная — постановочная, репетиционная, воспитательная — работа, там происходили премьерные и праздничные выступления, там участники самодеятельности знакомились и общались друг с другом и с публикой, дружили, иногда влюблялись, иногда даже заводили семьи. Размышления о сути и назначении советского клуба в той или иной форме сопровождали всю его историю, но острые дискуссии о его прошлом, настоящем и будущем были характерны для «зачина» и завершения рассматриваемого периода: для конца 1920-х — начала 1930-х и 1980-х — начала 1990-х годов.

Начнем с конца[208]

. 1980-е годы, даже еще до начала перестройки, воспринимались в СССР как «последнее» время, за которым все должно пойти иначе. Насколько иначе — не знал никто. В те годы, наряду с продолжающейся по инерции парадной трескотней об успехах «развитого социализма», в прессе начинали осторожно, но явственно критично обсуждаться отдельные конкретные вопросы дальнейшего развития того или иного института или явления — будь то массовый алкоголизм, современный танец или отечественное автомобилестроение. Заезжие московские лекторы в провинциальных домах политпросвещения еще до начала горбачевской перестройки доверительно сообщали об «отдельных недостатках» и неизбежных, но пока еще туманных преобразованиях. В разряд специализированных дискуссионных вопросов в те годы попали и клубные учреждения. Неблагополучие в них проявлялось прежде всего в упоминавшейся выше убыли традиционных жанров клубной самодеятельности — народных хоров, оркестров и народных танцевальных ансамблей, а также в снижении посещаемости клубов[209]

, которые к началу перестройки, по данным Министерства культуры СССР, заполнялись в среднем всего на треть[210]

. В конце 1980-х годов, когда проявились первые намеки на желание предприятий сбросить с баланса социальные программы, включая содержание клубов, вопрос об их выживании приобрел драматичные обертоны.

В дискуссии были представлены две позиции. Одна из них, которая набирала обороты и артикулировалась все увереннее, принадлежала тем, кто считал клуб архаикой, нуждающейся в ликвидации. Одна из самых воинственных вариаций на тему безнадежно устаревшего клуба, якобы кишащего циниками-культработниками, принадлежит уже не раз упоминавшемуся профессору педагогики А. Каргину. Как и прочие звенья культпросвета, клуб подвергся его непримиримой критике: