Как птички-свиристели

— Теперь может быть, но не в те минуты. Знаешь, вообще-то Джоэл — скромный и приличный школьный учитель, и учитель хороший. Дети его любят и поддерживают с ним связь еще долгое время после окончания школы. Он то и дело получает письма по электронной почте от тех учеников, которые выбрали историю как специализацию уже в колледже. Джоэл разбирает их курсовые и советует, что прочесть. О, как учитель он просто чудо! И все-таки каждый год, перед самыми летними каникулами, Джоэл будто специально подгадывает и становится настоящим Годзиллой.

Голос у Дебры сухой, дребезжащий, и говорит она с западным акцентом и интонациями фермерши. Снаружи на ее кабинке в редакции «Пост-интеллидженсер» Дебра прикрепила заказной номерной знак «ДЕБРА!», дабы заявить, что она родом именно из Южной Дакоты. Одной из обязанностей Дебры была подгонка «Лакомого кусочка» — пятничной рубрики, посвященной шоу-бизнесу: спонтанные россказни о голливудских размолвках и браках, судебных процессах и подозрениях о раке груди у актрис, многомиллионных контрактах и чудесах омоложения в клиниках Аризоны. Вся информация набиралась в пресс-релизах и бульварных газетенках. Бет, которой иногда приходилось заменять Дебру, никак не удавалось взять нужную, фирменную интонацию рубрики, где к головокружительно легкому трепу о жизни звезд примешивались нотки вселенской скорби. Дебра же писала в подобном стиле, абсолютно не напрягаясь. Слушая ее сейчас, Бет подумала: «Это же „Лакомый кусочек“. Да она просто в очередной раз кропает свою милую рубрику».

— …Так и раздувается. В буквальном смысле. Прямо на глазах. И потом от него несет — он до ужаса озабочен проблемой мирового господства, тут и душ принять недосуг! А Том доходит до такого состояния, когда и сон ему не нужен?

— Да нет, со сном у Тома проблем никогда вроде не было.

— A-а, это другой важный симптом. Когда Джоэл на подъеме, он не спит по два, по три дня. Я встаю ночью в туалет, а он в своей дурацкой «инвалидной коляске» делает затяжки и талдычит мне про мозговой трест — ну как же, выдающиеся умы — вроде него, верно? Нет, говорит он совсем как нормальный, да ты бы в этом и не сомневалась, если б не знала наверняка — муж мой того. В общем, урок истории в аду.

— Я на нескольких поприсутствовала.

— Знаешь, какой у психов бывает жуткий взгляд? Когда кажется, что они говорят тебе: «Это все не я, это кто-то другой»? И правда, там их двое. Один совершенно сумасшедший, а другой лишь невероятно печальный, и он как бы просит: «Вытащи меня отсюда!»

Нет, подумала Бет, Том вовсе не такой, никогда не был таким. Он вечно погружался в себя, сам того не замечая, — вот его проступок

. И оправдания душевной болезнью Том не заслуживал. Чтобы без помех радоваться квартире — а Бет здесь очень нравились пустые пространства и стерильная чистота, — женщине была необходима твердая уверенность в полнейшей разумности мужа.

— Я ходила к нему, Бет. Ты уже устала мне сочувствовать…

Дебра икнула, довольно громко, и Бет увидела, как черты ее лица, всегда столь резкие, вдруг смягчились, щеки мелко задрожали.

— Черт, извини. — Плечи Дебры затряслись. Она попыталась улыбнуться, получился жалкий оскал, тут же исчезнувший. Стиснутым кулаком Дебра терла глаза. — Мне плевать. Правда. А, линзу потеряла, зараза… Нет, вот нашлась…

Дебра приподняла веко, вставляя линзу, и тут ее вновь забила дрожь. Сначала она словно зашлась мелким смехом, потом стала тихо подвывать, и звук этот походил на отдаленный свисток поезда в ночи.

Бет все не могла привыкнуть к планировке нового жилища: поспешив подняться, больно оцарапала голень об угол столика и перевернула свой бокал. На столешнице образовалась винная лужица, а Бет, прихрамывая, подошла к подруге и смущенно, неловко обняла ее.

— Дебра? Деб?

Она казалась даже легче Финна, совсем бесплотная, словно едва оперившийся птенчик, выпавший из гнезда.

— Я никогда не плачу, — сказал Дебра, — вообще. Наверное, съела что-то.

— Бедная малышка, — сказала Бет. Точно таким голосом она обычно утешала Финна.

— Ну, аналитик, следующая ревешь ты. Решено?

— Решено.

Типичная беллтаунская сцена: голубой пуф, брюнетка в объятиях блондинки — никто бы и внимания не обратил на подобное. Но вот любопытная деталь справа — к низенькой переборке между кухней и комнатой прижался мальчуган в пижамке, с волосами, издали похожими на неровную кляксу над белым пятнышком лица. Он стоит совершенно неподвижно, вытянув шейку, и маленькая его фигурка напоминает паучка. Крошечного, но ядовитого, готового в любую секунду ужалить, показавшись из укрытия.