Как птички-свиристели

Том проверил почту — писем нет — и медленно спустился в гостиную, где без всякого энтузиазма попытался прибрать разруху вокруг елки. Открыл окна, чтобы проветрить комнату от печального аромата жевательной резинки, осыпавшихся иголок и легкого запаха туалетной воды Бет. Она не взяла пресс-папье, лежавшее на полу и наполовину скрытое перевернутой серебристой коробкой. Если держать стеклянный шар в ладонях, словно бы радуга вспыхивала в руках: пурпурное тельце бабочки вбирало последний свет угасающего дня, и вокруг становилось темнее. Призрачные крылышки в тончайших прожилках пламенели оранжевым, зеленым, красным, голубым, желтым и фиолетовым, цвета множились и дробились под стеклом. Глазки насекомого — точечки бирюзы. Прелестно до смешного.

Тома накрыла внезапная волна полной безысходности. Волна схлынула, и он почувствовал, как погружается в панику, исходящую из глубины его существа. Кто-то другой медленно поставил пресс-папье на каминную полку, кто-то другой, ловя ртом воздух, опустился на колени и лицом зарылся в диван. Том думал со странно спокойным любопытством, не начался ли у этого кого-то сердечный приступ и не вызвать ли для него Службу спасения. Но тут кто-то опять стал одним целым с Томом, и они поплелись на кухню в поисках стакана и какой-нибудь жидкости покрепче.

Выцедив последние капли джина из бутылки, он сел за стол и стал играть с бумажными стаканчиками и желтым шариком. Ему требовалось волшебство: сам маг Гудини затруднился бы перебраться из этого конкретного вечера на нейтральную утреннюю территорию. Имелись «В джазе только девушки», взятые в прокате, когда Том только готовился в одиночестве провести остаток праздничного дня, но сейчас перспектива сидения перед телевизором была невыносима. Слишком хорошо представлялись долгие ночные часы, заполненные мыслями о семье, которую он потерял случайно, как другие теряют зонтик в автобусе.

Том наудачу позвонил Тэтчеллам, но их не оказалось дома, а кому еще позвонить, он придумать не мог. Известно, что полагается делать мужчинам в подобной малоприятной ситуации. Собрать сумку и поехать на побережье Тихого океана или по шоссе на юг, в Калифорнию. Однако Тому пришлось напомнить самому себе: он же боится водить машину ночью в дождь. Можно отправиться в центр, взгромоздиться на высокий стул у стойки бара, да только ему не нравились бары и не хотелось становиться типичным персонажем комиксов из журнала «Нью-йоркер». Да и все заведения наверняка закрыты в Рождество. В конце концов Том спустился в подвал и пригласил на ужин Чика.

Подрядчик сидел по-турецки на спальном мешке, смотрел «Рагрэтс» и возился с частично распотрошенным холодильником. Рассеянно махнул Тому в знак приветствия куском медной трубки и показал ею себе на рот: губами китаец крепко сжимал полдюжины малюсеньких шурупчиков. Он вытащил их, один за другим, и аккуратно, по порядку разложил на развернутом журнале «Пипл».

— Проклятый мексиканцы! — пожаловался Чик. — Дурака валять, я все делай. «Не работать, не годится»! Как же!

— С Рождеством.

— С Рождеством, — подражая Тому, китаец произнес эту фразу, будто слов печальнее и нет на свете.

Том высказал свое предложение. Чик погрузился в размышления.

— Уа-ай! Цыпленок.

С минуту смотрел, прищурившись, снизу вверх на гостеприимного хозяина, потом, задумчиво и грустно, — налетали холодильника. Том опасался, что вопрос решится в пользу холодильника.

— Ладно, хорошо.

Чика, первоначально столь уверенно вторгшегося незваным, нелегко было принимать в качестве обычного гостя. Он не захотел сесть, отказался от вина, пива, яблочного сока и воды. Пока Том накрывал на стол, Чик стоял рядом и двигался только одновременно с хозяином и говорил — когда вообще удосуживался открыть рот — лишь односложно и невнятно.

— Хочешь, я достану салат?

— Уа.

— Брокколи очень много. Ешь брокколи?

— Уа?

В какой-то момент Том обернулся и заметил: Чик живо пробегает быстрым, вороватым взглядом по остаткам рождественского беспорядка в комнате. Возникла мысль: не убрать ли пресс-папье в безопасное место, а то китаец — настоящий волшебник — еще, чего доброго, заставит стеклянный шар исчезнуть. И тем не менее Чик принес живое человеческое тепло туда, где в противном случае царила бы ледяная пустота. Испытывая потребность в участии, Том болтал с подрядчиком, непрерывно комментируя все подряд: от времени, которое уйдет на приготовление брокколи, до расположения ножей и вилок, однако невозможно было определить, понимает ли гость хотя бы часть услышанного.

Чик не соглашался сесть, пока Том сам не сел за стол.

— Соли? Перцу?

Но Чик не отрываясь глядел в тарелку. Китайская почтительность, решил Том. К монотонному гудению холодильника добавились весьма громкие звуки, издаваемые жующим Чиком. Впечатление создавалось такое, что прямо у него во рту крупный зверь продирается сквозь валежник. Возможно, это тоже элементы китайского хорошего тона.

Том попробовал иную тактику.

— Я хотел фильм вечером посмотреть…

— Фильм.

— Да, который давно люблю. Комедию, очень смешную. С Мэрилин Монро, знаешь ее?