Как птички-свиристели

Имя не произвело ни малейшего впечатления.

— Она в свое время была популярна, вроде как сейчас Мадонна.

— Класс, — ответил Чик, заплевав стол мелкими кусочками еды.

— Можем взять тарелки с собой и посмотреть прямо сейчас, если есть желание.

— Ладно.

И они перешли в темную гостиную. Чик по-турецки уселся рядом с елкой. Том вставил кассету в видеомагнитофон и, промотав рекламные ролики, подогнал пленку к началу фильма. Пошла автомобильная погоня, полиция открыла пулеметный огонь по катафалку, бутлеггеровское виски потекло из дыр, проделанных пулями в стенках гроба. Том, фыркнув от смеха, оглянулся на Чика.

— Очень старый фильм, — сказал тот, — цвета нет.

— Год 59-й, думаю. Билли Уайлдер.

В изменчивом неярком свете экрана Том краем глаза видел, как Чик методично работает челюстями. В остальном же лицо китайца ничего не выражало. Над каждой новой шуткой Том смеялся тише, слабее, неувереннее. Конечно, сама его идея с приглашением подрядчика поужинать — нелепая ошибка, а отчаяние, на нее подвигнувшее, просто постыдно. Потея от смущения, опустив голову, чтобы спрятать лицо, Том думал: «Хоть бы до него дошло, черт!»

— Прикольно! — вдруг хохотнул Чик и пересел в кресло — оттуда лучше был виден экран.

На Чикагском вокзале появились Джек Леммон и Тони Кертис, переодетые в женскую одежду, затянутые в узкие юбки и опаздывавшие, как и Мэрилин Монро, на поезд, который увозил в Майами оркестр, состоявший из одних девушек. Лихорадочное хихиканье Чика заглушило разговор героев.

На протяжении остального фильма китаец чуть не упал с кресла, он раскачивался взад и вперед, бормотал что-то себе под нос, похохатывал, порой чуть не визжал от смеха. При каждом появлении Джека Леммона на экране Чик обхватывал колени и расплывался в улыбке, проявляя нетерпеливейшее ожидание. Том подметил: именно Леммон, а не Кертис или Мэрилин Монро, повергал Чика в дикий восторг. И ведь не кто иной, как герой Леммона, всерьез принял свое перевоплощение. На одну соблазнительную минуту Тома заполнило ощущение, будто он оказался в обличье китайца и смотрит фильм его глазами, но наваждение быстро прошло — с кресла раздался очередной радостный взвизг.

Когда Джо Браун произнес финальную реплику картины, Чик подхватил ее и стал повторять.

— «У каждого свои недостатки!», — нараспев декламировал он, а Том потянулся за пультом. — «У каждого свои недостатки!»

— Я боялся, тебе не понравится.

— Мне нравится.

— Никогда бы не подумал.

Чик задумчиво продолжал смотреть на погасший экран. Сказал:

— Он шутить над Америка.

— Да. Именно так, верно? Ну, разумеется, он же по происхождению немец, точнее, мне кажется, австриец, — ответил Том только потом понял: Чик имеет в виду фильм, а не режиссера.

Возвращаясь к себе в подвал, китаец заглянул в кухню, хихикнул:

— У каждого свои недостатки! — и был таков.

6

Дом сотрясался от грохота строительных работ. Через новое стекло в окне у лестницы косой луч солнца, пронизывая мириады пылинок, падал на елку, окруженную облетевшими коричневыми иголками и упавшими игрушками. От некоторых остались одни серебристые осколочки. Подрядчик снял дверь с петель, и порывы зябкого ветра, долетавшего с улицы, смешивали деревянную стружку и платановые листья с крутящимися обрывками бумаги. В дверном проеме на уровне пола виднелись говорящие головы Чика, Ласаро и Хесуса — отдельно от тел. Рабочие походили на героев кукольной комедии и вопили друг на друга на невообразимой смеси английского с испанским и китайским, перекрывая адский грохот кувалды и визг пил.

— Enano! [121]

— Beso mi culo! [122]

— Ты, ублюдок!

Том спрятал пресс-папье за массивной антологией поэзии Луиса Унтермейера [123]в черном переплете — туда лазить никому не интересно, это точно — и на велосипеде отправился в магазин «У Кена». Вернулся и сразу услышал, как Чик прокричал нечто, прозвучавшее похоже на боевой клич котяры, участвующего в территориальном конфликте на крыше. Запахнувшись поплотнее в поношенное зимнее пальто, Том сел в «фольксваген» и отъехал. Он жаждал тишины и покоя.

Том проезжал мимо решетки Фримонтского моста, и тут начался воображаемый разговор с Бет. Она будто бы сидела с ним рядом этаким хмурым грозовым облаком, омрачавшим не по сезону ясное утро. Как она несправедлива! Том резким движением переключился со второй скорости на третью, что-то в автомобиле даже пискнуло.

— Извини, — сказал он. И потом: — Послушай…

Поехал дальше, мысленно пререкаясь с Бет. Машины двигались медленно, то и дело останавливались. Свернув вправо, к выезду с междуштатной магистрали, Том произнес вслух:

— Никогда и представить себе не мог, что ты окажешься такой до чертиков ограниченной.

Город постепенно сошел на нет, начались уродливые окраины. Обвешанные флажками агентства по продаже автомобилей, длинные ряды магазинов и автостоянок, склады пиломатериалов, закусочные «Тако Белл», студии восточных боевых искусств — все выглядело еще безобразнее в неумолимом солнечном сиянии. Тем временем Бет — испорченное и неблагодарное создание — продолжала со своего сиденья изводить Тома.