Как сделан «Нос». Стилистический и критический комментарий к повести Н. В. Гоголя

Но между тем необходимо сказать что-нибудь о Ковалеве, чтобы читатель мог видеть, какого рода был этот коллежский асессор. Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощию ученых аттестатов, никак нельзя сравнивать с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно особенные рода. Ученые коллежские асессоры… Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. <…> Майор Ковалев приехал в Петербург по надобности, а именно искать приличного своему званию места: если удастся, то вице-губернаторского, а не то – экзекуторского в каком-нибудь видном департаменте. Майор Ковалев был не прочь и жениться, но только в таком случае, когда за невестою случится двести тысяч капиталу. И потому читатель теперь может судить сам, каково было положение этого майора, когда он увидел вместо довольно недурного и умеренного носа преглупое, ровное и гладкое место (52–53).

Приведенный фрагмент содержит в себе элементы не только литературного, но и устного повествования. Его стиль нейтрален, лишен лиризма или излишней риторичности, свойственных другим произведениям Гоголя; однако это именно литературный стиль. Дважды употребленное слово «читатель» также свидетельствует, что перед нами литературное повествование. С другой стороны, упоминание акта говорения («если скажешь») вводит мотив слухов и сплетен, который получит дальнейшее развитие в эпизоде в газетной экспедиции, а затем снова появится ближе к финалу повести:

Между тем слухи об этом необыкновенном происшествии распространились по всей столице, и, как водится, не без особенных прибавлений. Тогда умы всех именно настроены были к чрезвычайному: недавно только что занимали публику опыты действия магнетизма. Притом история о танцующих стульях в Конюшенной улице была еще свежа, и потому нечего удивляться, что скоро начали говорить, будто нос коллежского асессора Ковалева ровно в три часа прогуливается по Невскому проспекту (71).

Этот фрагмент наглядно иллюстрирует, как слухи, распространяемые жителями Петербурга, включаются в литературное повествование, обращенное к читателю. Таким образом, сами эти слухи приобретают определенную значимость. В. М. Маркович справедливо замечает:

…в сущности, каждый из гоголевских сюжетов – это симбиоз двух популярнейших форм городского фольклора – анекдота и легенды. От анекдота в петербургских повестях – фабульные ситуации, которые выглядят изложением экстраординарных, но действительных происшествий, как бы выхваченных из потока бытовой повседневности [Маркович 1989: 40].

Согласно Марковичу, в петербургских повестях мы слышим два контрастных голоса: «Простодушный рассказчик и вдохновенно-проницательный (или иронический) автор по-разному сменяют друг друга в каждой из петербургских повестей. Повествование у Гоголя повсюду колеблется между книжно-письменной и устно-разговорной речью…» [Маркович 1989: 49].