Будучи двигателем сюжета, язык приводит в действие другие виды энергии, заключенные в повести. Как пишет Роберт А. Магуайр в книге «Исследуя Гоголя», «сама идея, будто язык может существовать отдельно от „мысли“ и „знания“, вызвала бы у Гоголя отторжение на любом этапе его творчества. Читатели, которые видят в „Носе“ только шутку, не замечают грустную, даже трагическую фигуру одержимого навязчивыми идеями героя, который в конечном итоге ничего не выносит из своего опыта» [Maguire 1994: 339].
Чтобы избежать ошибки, о которой предостерегает Магуайр, в следующих главах мы рассмотрим другие виды энергии этой необыкновенной повести.
Часть вторая
Интерпретации повести
1. Шутка, фарс, анекдот
Когда в 1836 году литературный журнал «Современник» опубликовал повесть Н. В. Гоголя «Нос», издатель журнала А. С. Пушкин предпослал ей краткое вступление: «Н.В. Гоголь долго не соглашался на напечатание этой шутки; но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, веселого, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикою удовольствием, которое доставила нам его рукопись» [Пушкин 1949:183].
В переводе этих слов Пушкина на английский язык слово «шутка» иногда передается как «фарс», и на это есть свои причины [Bowman 1952: 204]. Слово «фарс» вполне приемлемо для определения жанровой специфики «Носа», поскольку в повести описываются гротескные, неправдоподобные ситуации и содержится элемент абсурда. Пушкин мог бы использовать слово «фарс» или «фарса» (во времена Пушкина это слово употреблялось в женском роде). Однако он использовал слово «шутка», которое переводится на английский преимущественно как «joke» и просто указывает на юмористическую природу повести.
Пушкин восхищался комической стороной гоголевских произведений и смеялся от души, слушая, как их читает сам Гоголь, хотя иногда это был смех сквозь слезы. Гоголь вспоминал: «…когда я начал читать Пушкину первые главы из „Мертвых душ“, в том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачней, сумрачней, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтенье кончилось, он произнес голосом тоски: „Боже, как грустна наша Россия!"» [8: 294].
Что же имел в виду Пушкин, называя «Нос» шуткой? В XIX веке, как и в современном русском языке, это слово означало «забавный анекдот», «рассказ со смешным финалом», «розыгрыш». Слово «шутка» фигурирует в пушкинской повести «Пиковая дама» (1833). Старая графиня произносит его незадолго до смерти, говоря Германну, что анекдот о трех картах, приносящих выигрыш, был всего лишь шуткой. Ее объяснение контрастирует с двумя другими истолкованиями событий, приведенными в начале повести: «случай» (случайность выигрыша) и «сказка» (результат действия сверхъестественных сил). Произнесенное графиней слово «шутка» указывает, что Германну не следует воспринимать историю о трех картах всерьез.
Замечание Пушкина о том, что Гоголь «долго не соглашался на напечатание этой шутки», в свою очередь является шуткой. Первоначально Гоголь рассчитывал опубликовать повесть в литературном журнале «Московский наблюдатель», издаваемом С. П. Шевыревым и М. П. Погодиным. Предчувствуя, что эпизод с носом, молящимся в православном храме, цензура сочтет дерзким и кощунственным, Гоголь писал Погодину 18 марта 1835 года: «Посылаю тебе нос. <…> Если в случае ваша глупая цензура привяжется к тому, что нос не может быть в Казанской церкве, то пожалуй можно его перевести в католическую. Впрочем, не думаю, чтобы она до такой степени уж выжила из ума» [10:355]. Через месяц, так и не получив вестей от издателей, Гоголь обратился к Погодину снова:
Сам черт разве знает, что делается с носом! Я его послал как следует, зашитого в клеенку, с адресом в Московский университет. Я не могу и подумать, чтобы он мог пропасть как-нибудь. <…> Пожалуйста, потормоши хорошенько тамошнего почтмейстера. Не запрятался ли он куда-нибудь по причине своей миниатюрности между тучными посылками [10: 363–364].