Если в атмосфере будет даже небольшое количество аммиака, удалить его будет чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Единственный фильтр очистки воздуха, который у нас был, – наши противогазы, поэтому теоретически можно было бы отправить астронавта в зараженный модуль. Он бы вдыхал загрязненный воздух, который проходил бы, очищаясь, через фильтр в противогазе, и со временем такая очистка снизила бы концентрацию аммиака. Но поскольку бедный астронавт, который сидел бы и очищал воздух, также был бы покрыт аммиаком, ему было бы проблематично, мягко выражаясь, убедить своих товарищей по команде, находящихся в российском сегменте, позволить ему вернуться в их помещение, наполненное чистым воздухом. Нужна какая-то душевая кабина и система очистки, чтобы полностью очистить астронавта и его одежду, чего, конечно же, нет в космосе. Это напоминало бы аналогичную ситуацию с солдатами в зоне использования химического оружия или с советскими военными в недавно появившемся на экранах минисериале «Чернобыль».
Работать с токсичной средой на Земле достаточно сложно, в космосе это почти невозможно. Реальность такова, что фактическая утечка аммиака в американский сегмент сделает значительную часть МКС непригодной для проживания, и если там выйдет из строя оборудование, то чинить его будет некому.
Настоящая утечка аммиака в конечном итоге приведет к медленной смерти американской половины МКС, а затем к гибели всей станции. Мы знали это и провели вторую половину дня, глядя друг на друга, громко недоумевая, сколько времени пройдет, прежде чем они отправят нас домой, оставив космическую станцию необитаемой в ожидании безвременной смерти.
В самый разгар этой неожиданной и экстремальной ситуации произошло нечто экстраординарное. Если в течение последнего десятилетия вы следили за новостями, то наверняка могли заметить, что между Россией и Западом была некоторая напряженность (гражданская война на Украине, санкции, Крым). В 2014 сбит нидерландский самолет, опять растет напряженность. И вот в этом контексте мы получили неожиданный радиозвонок от одного из первых лиц в Российском правительстве, г-на Дмитрия Рогозина, который провожал меня до ракеты «Союз» в ночь старта. Он был одним из первых заместителей г-на Путина в период, когда отношения между Россией и Западом было особенно напряжены. Он сказал нам, что они будут работать вместе с нами. «Наши американские коллеги могут оставаться в российском сегменте так долго, как им потребуется. Мы будем работать над этой чрезвычайной ситуацией вместе».
Это был пример того, как люди могут и должны работать вместе – в космосе, на Земле, в семье, в бизнесе или между странами. Мы думали о дальнейшем продолжении работы, о том, как разрешить эту потенциально опасную проблему, отбросив в сторону нелепые разногласия рассчитанных на публику политических игр. Я считал русских товарищей по команде своими братьями и сестрами, и мне очень понравилось находиться в полете вместе с ними. Время, проведенное вместе с ними в российском модуле, совместные ужины после рабочего дня, все эти моменты пребывания в космосе были яркими и запоминающимися. И вот мы оказались в смертельно опасной ситуации в том же служебном модуле, работая вместе, чтобы выжить и спасти станцию. Я не идеалист и, прослужив более тридцати лет в ВВС, знаю, что в международных отношениях иногда требуется демонстрировать силу, но то, как мы справились с этой утечкой аммиака, – демонстрация того, как нужно решать многие вопросы здесь, на Земле.
Вечером того же дня нам позвонили из Хьюстона: «Просто шутка, ложная тревога». Да, это была самая впечатляющая ложная тревога. Оказалось, что какая-то доля космического излучения попала в компьютер, и он выдал неверные данные о системе охлаждения. Хьюстону потребовалось несколько часов, чтобы разобраться, что происходит на самом деле. Поскольку в звонке из Хьюстона нам сообщили о том, что утечка аммиака была настоящей, мы поверили им, потому что знали, что инженеры из Центра управления полетом были одними из лучших в мире, и они могли сделать такой звонок, только будучи на 100 % уверенными в том, что утечка действительно произошла. Поэтому мы были очень рады второму звонку и вздохнули с облегчением.