- Это был знак судьбы. В одном из походов мне, в качестве военного трофея, досталось несколько золотых чернильниц. То есть, я выиграл их в кости, но сути это не меняет. Чтобы их не украли другие оруженосцы, - в походе всякое может случиться, - я все время держал их при себе, за пазухой, рядом с камнем, который мне проиграли за драгоценный. И вот, во время осады, когда я нес к стенам лестницу, вражеская стрела угодила мне в грудь. Не будь у меня чернильницы, ставшей препятствием между смертоносным острием и храбрым сердцем, мне бы, конечно, несдобровать... Тем более, что она пробила не только ее, но и два блюда прекрасной работы, которые мне потом пришлось уступить за полцены. Хорошенько обдумав случившееся, я пришел к выводу, что сама судьба указала мне на то, что меня спасет и прославит. Сказать об этом своему хозяину я не мог, - потому что, по несчастливой случайности, два из четырех пробитых стрелой блюд принадлежали ему, - однако с той поры решил больше времени уделять прославлению подвигов хозяина, за недостатком собственных. Военные упражнения я тоже не совсем оставил, но ясно сознавал, что на этом поприще мне делать нечего. О, если бы ты знал, сколько раз мне приходилось слышать по собственному поводу: "Отчего он проиграл поединок? Ведь противник был слабее его? - Да он просто неумеха!" Никому было невдомек, что причиной моих частых поражений было внезапно пришедшее вдохновение. А то, что я старался удалиться как можно быстрее, было вовсе не трусостью, а стремлением записать и сохранить для потомков нагрянувшие в голову бессмертные строки...
Его рассказ был прерван Рамусом, оторвавшим голову от листа салата, а затем сделавшему попытку подняться самому. Это удалось ему только отчасти, поскольку он тут же грохнулся возле сэра Ланселота.
- Припадаю к ногам вашей милости... - донеслось из-под стола, затем оттуда же донесся могучий храп. А Владимир подумал, что и ему сегодня вряд ли удастся заполучить хоть какое-нибудь ложе.
- Но ты, может быть, решил, что на мою долю выпадали только поражения? - совершенно неожиданно загремел старик-оруженосец. - Сколько раз я проявлял чудеса храбрости и выручал своего господина из беды! Однажды, когда мы отбились от нашего отряда, на нас с тылу напало сразу пять вражеских рыцарей. Мой хозяин не мог вступить с ними в схватку, поскольку они напали неожиданно, а его оружие и доспехи вез я. И что ты думаешь? Я набросился на врагов, подобно водопаду. Они и глазом моргнуть не успели, как четверо уже лежали на земле поверженными! Прошло еще несколько мгновений - и к ним присоединились еще четверо. Остальные бежали, видя, что я не намерен останавливаться на достигнутом... Сбитые же наземь пришли в такое восхищение моим мастерством, что наперебой принялись приглашать нас перейти на сторону ихнего господина, халифа, - сулили дворцы, невольников, груды золота и серебра, гаремы с прекрасными пэри... И почему я только не согласился? - неожиданно всхлипнул он, однако тут же спохватился. - Только потому, что жизнь во дворце подобна жизни в золотой клетке; на свежем же воздухе, на свободе, ты подобен птице!.. Посмотри на них: они мокнут под дождем, их засыпает снегом, они постоянно ищут себе пропитания... - Поняв, что опять говорит не то, старик-оруженосец припал к спасительному кувшину.