Как трудно оторваться от зеркал...

...Город наводнила странная надпись, появившаяся на стенах домов, трансформаторных будках, заборах, асфальте: слово «Хиго», написанное в центре червонного сердца. Что означает это слово с сердцем и скрещенными мечами под ним, не знал никто. Одни предполагали, что это, скорее всего, название какого-то заграничного ансамбля, типа «битлов», другие видели в эмблеме «Хиго» знак воровской шайки, время от времени грабящей квартиры. Юра разделял мнение о шайке, потому что грозное слово «Хиго» вместе с мечами, намалеванное шариковой ручкой, появилось на двери квартиры Шестопалова незадолго перед тем, как профессора обчистили — унесли все наличные деньги и две картины Игоря Грабаря, с которым музыкант был когда-то дружен. Саша явился со своей версией. Он сказал, что «Хиго» — испанское слово, означающее то ли смерть, то ли совесть, он точно не помнит. «Ты владеешь испанским языком?» — спросил Юра. У Саши был готов ответ. «Нет, конечно, но я читал стихи Фредерико Гарсия Лорки, и там мне попалось слово „хиго“». — «Ты читал Лорку!» — с нажимом в голосе произнес Юра, не воспользовавшийся промахом Саши, ибо имя поэта было не Фредерико, а Федерико. Лида поддержала Сашу, сказав, что тоже встречала это слово у Лорки, и ей кажется, что оно означает какой-то старинный испанский танец. «Вот как, — несколько сбавив тон, сказал Юра. — Не заглянуть ли нам в словарь?..» Вернувшись из другой комнаты, он недовольно буркнул: «Нет там такого слова». Саша напористо сказал: «Ну и что? В словарях нет ни слова „чувиха“, ни слова „ништяк“, которые все знают без всяких там словарей». Юра выразительно пожал плечами, демонстрируя свое презрение к сленгу. «Тогда согласимся с версией Саши», — сказала Лида. Юра поднял руки вверх: «Сдаюсь. Пусть будет старинный танец». Но Саша стоял на своем: «Не танец, а смерть. Или совесть. Это точно». — «Может и так, — сказала Лида. — Я точно не помню». Тут пришла Ксения Васильевна и, с порога выяснив предмет спора, выступила на стороне гостей. «Какое еще слово можно поместить в середине нарисованного сердца? — без тени улыбки сказала она. — Конечно, совесть... или любовь?» — «Нет, смерть», — уперся Саша. «Или смерть», — согласилась Ксения Васильевна. Сказав это, она ушла в другую комнату и через минуту вернулась в домашнем платье с белым, как у Лиды, воротничком. Ксения Васильевна поблагодарила гостей за торт, обращаясь к Лиде и Саше одновременно. (Саша при этом смотрел на циферблат, выразительно выгнув кисть.) «Чай или кофе?» — спросила Ксения Васильевна. «Лично я кофе не уважаю», — отозвался Саша, и Юра мгновенно открыл рот, чтобы объяснить приятелю, что кофе нельзя уважать или не уважать, но Ксения Васильевна, остановив его движением руки, произнесла: «Отлично. Значит, чай», — и Юра был вынужден проглотить свое замечание.