Как убить свою семью

Церемония началась очень поздно — соответствующе человеку, которому никогда не нужно было приходить вовремя. Последними вошли Лара, Саймон и незнакомый мне мужчина. Последний взял Лару за руку и ободряюще погладил ее по плечу. Саймон слегка нахмурился и последовал за ними к слишком молодому священнику.

Лара явно не выглядела сломленной, какой ее представлял Ли. Она шла с прямой спиной, в бордовом брючном костюме и ярко-розовых туфлях, и в любой другой день у меня бы возник соблазн спросить, где она их купила. Мужчина, сопровождавший ее к алтарю, был почти полной противоположностью ее мужу. Высокий, стройный, в безупречно скроенном, но слегка помятом костюме цвета древесного угля, и в дорогих ботинках. У него были каштановые волосы с проседью, и он носил маленькие очки. В другом месте он бы не выделялся, но здесь контраст был колоссальным. Мужчина выглядел как профессор в комнате, полной наркоторговцев.

Служба была традиционной и скучной — гимны и чтения, бла-бла-бла. Гроб стоял впереди, покрытый шелковой тканью с позолотой. Люди подходили, чтобы сказать, каким Ли был харизматичным, душой любой компании. Все это было так избито, а о его реальном характере никто не сказал ни слова. Когда закончился церковный гимн, священник встал, чтобы произнести последнюю речь, но запнулся, и я вытянула шею — посмотреть, что произошло. Лара поднялась, что-то сказала ему и подошла к гробу. Священник снова сел, и на мгновение воцарилась тишина. Прихожане ждали, когда Лара заговорит. Она постояла там секунду и разгладила руками брюки, будто была немного не в своей тарелке. Я начала понимать, что это не было запланировано, и снова проверила программку на предмет любого упоминания о скорбящей вдове. Ничего. О боже.

— Спасибо всем, что пришли, — тихо начала Лара. — Моему мужу понравилось бы слышать, какой он замечательный, от такого количества людей, — послышался приглушенный смех. — Но на самом деле он не был таким, верно? Конечно, он был не прочь повеселиться. Часто ночевал не дома. Постоянно. Ли не подходил ни под одно определение порядочного человека. Вы его любите, потому что он оплатил счет в ресторане или инвестировал в ваши компании, отправлял вас в отпуск, может быть, даже просто потому, что он мог это сделать. Но я жила с ним и была хорошо знакома с его эгоизмом и неуважением. Каждый день. Каждый божий день. В течение многих лет, — она посмотрела на гроб. — Я была молода, когда мы встретились, слишком молода. И он был очарователен, вы все знаете, каким Ли мог быть, верно? Как легко было не замечать его худшие черты. Но без контроля они усугублялись. Когда наша дочь умерла, Ли решил отправиться в трехдневный запой, а после вернулся домой навеселе с девятнадцатилетней латышской девочкой в коротких шортиках и попросил домработницу приготовить им завтрак. Я думаю, это была скорбь, как бы глупо это ни звучало. Но когда спустя много лет умер наш сын, он поступил не лучше. Завидное постоянство. Оказывается, Ли был жестоким и бессердечным человеком, который хорошо притворялся. Но в каком-то смысле я была еще хуже. Потому что оставалась с ним и допускала подобное поведение. Теперь он умер по собственной воле. Мертв из-за постоянной погони за удовольствием. И я не могу стоять здесь и слушать, как его жизнь полностью переписывается. Вы уже ничего от него не получите, так что прекратите. Просто прекратите.

Лара слегка вздрогнула, как мне показалось, от выброса адреналина, а не от печали. Люди склоняли головы и кусали губы. Неловкость охватила всех. Это было чудесно. Высокий мужчина в очках встал, взял ее за руку, и они вместе вышли из церкви. Если б я могла аплодировать, то сделала бы это. Вместо этого я последовала за ними, когда священник встал и отчаянно попытался исправить ситуацию. Снаружи Лара и «профессор» крепко обнялись. Он осыпал ее похвалами, гладил по волосам и целовал в щеку. Она подняла глаза и слабо улыбнулась, прежде чем они спустились по ступенькам и сели в ожидающий их «Мерседес». Тогда, наблюдая, как машина отъезжает, я поняла, что оставлю ее в покое. Ли уже много у нее отнял. Женщины, которым удалось попасть в ловушку этой семьи, не были моей главной мишенью. В конце концов, моя мама была одной из них. Возможно, она никогда этого не узнает, но в тот день Лара спасла себе жизнь.

Глава девятая

Оскар Уайльд написал De Profundis в последние три месяца своего двухлетнего тюремного заключения. Это похвально — любовное письмо (типа того) лорду Альфреду Дугласу, где он то бранит, то воспевает его. Это все-таки Оскар Уайльд, так что у письма есть свои достоинства (Уайльду приписывают фразу на смертном одре: «Мы с этими обоями сражаемся не на жизнь, а на смерть. Либо они, либо я» — как прекрасно сказано), но он также был образованным белым мужчиной, поэтому планка гениальности не завышена.