Как взять власть в России?

17 марта народовольцы взяли в аренду лошадь и пролетку, говоря, что хотят стать извозчиками. Убивать Стрельникова решили на следующий день, чтобы не тратить партийные деньги на оплату конюшни. Днем 18 марта Халтурин забрал лошадь и пролетку у арендатора и к четырем часам дня подъехал к Приморскому бульвару, где находился Клименко. Тогда же на бульваре появился бывший студент Петербургского университета Желваков, одетый в студенческий мундир. На бульваре в сопровождении многочисленной охраны появился Стрельников, сел на скамейку центральной аллеи и закурил сигару. В пятидесяти метрах от дворца Новороссийского генерал-губернатора к скамейке подошел любимец Желябова Желваков, тут же тремя выстрелами застрелил Стрельникова и отстреливаясь от охраны из двух револьверов, рванулся к пролетке, от которой к нему на помощь бежал Халтурин. Четырех револьверов и двух кинжалов народовольцев на пятьдесят метров не хватило. Желвакова и Халтурина скрутили, а Одесса сутки патрулировалась усиленными конными патрулями. Утром следующего дня империя узнала о новом громком политическом убийстве. Здание полицейского управления, где держали террористов, сутки окружала живая жандармская стена. Почти двадцать часов без перерыва допрашивали Желвакова и Халтурина, но они даже не назвали своих настоящих имен. Ни один из тех, кого приводили опознавать народовольцев, их не назвал, хотя в Одессе Халтурина знали. Днем 19 марта из Гатчины в Одессу пришла телеграмма Александра III: «Очень и очень жалею о генерале Стрельникове. Потеря трудно заменимая. Прикажите судить убийц военно-полевым судом и чтобы в 24 часа они были повешены без всяких отговорок». В ночь с 20 на 21 марта 1882 года Желвакова и Халтурина осудили на повешение. Одесса тут же узнала слова Желвакова, только сейчас узнавшего, что он не промахнулся: «Меня повесят, но найдутся другие, вам всех не перевешать. От вашего конца вас не спасет ничего». Штатный палач отсутствовал, а уголовники, которым обещали амнистию, отказывались вешать народовольцев, совершивших политическое убийство. Приказ Александра III о скорой казни нужно было выполнить во что бы то ни стало, палача нашли и ранним утром 22 марта 1882 года Желваков и Халтурин были казнены неопознанными. Их принадлежность к «Народной воле» была установлена позже и некоторые высшие сановники обращались к так и не коронованному Александру III с просьбой о либеральных реформах, чтобы не ждать общенародного взрыва, с его неизбежным хаосом и кровью невинных и беззащитных. Даже временно сменивший председателя Кабинета министров Валуева граф Игнатьев предложил царю созвать не собиравшийся более двухсот лет Земский собор. Победоносцев тут же забился в истерике, бомбардируя императора России многочисленными письмами:

«Одно появление такого манифеста и рескрипта произвело бы страшное волнение и смуту во всей России. Люди, смущенные и теперь положением дел, пришли бы в окончательное смущение. Общество не только не ободрилось бы, но еще больше упало бы духом: радовались бы только политические мечтатели и газетные болтуны. Ведь для того, чтобы объяснить людям, что значит, по мнению заводчиков этого дела, земский собор, – надо было бы читать им курс древней истории. Простые люди не имеют об этом понятия, серьезные люди этому не верят, а пустые фантазеры не иначе поймут это и примут, как в смысле конституции.

Я узнал сегодня, что Аксаков прислал сюда к графу Игнатьеву Голохвастова, издавна занимающегося историей земских соборов. Этот Голохвастов прибежал ко мне сегодня ночью в ужасе: услышав, что граф Игнатьев пускает уже в дело в ход теперь же и что на днях могут появиться акты, он испугался и в волнении обдумывал уже, как найти доступ к Вашему величеству – умолять вас остановить это дело.

По истинной правде и по долгу совести и присяги, по здравому смыслу, по любви к отечеству обязываюсь сказать, что считаю это дело безумным! Не диво, что Аксаков проповедует его на листах газеты. Диво, что государственный человек вдруг решается пустить его в ход. В моих мыслях – это верх государственной бессмыслицы. Да избавит нас господь от такого бедствия!

Радуюсь, Ваше императорское величество, что вы изволите остановить это дело в самом его начале. Вместо всего этого нашему правительству следует составить себе ясный и определенный план, что делать и как действовать. Если мысль эта не определится в самом правительстве, – никакое собрание ее не выработает и не даст правительству твердый воли, без которой невозможна деятельность. А если воля и распоряжение перейдут от правительства на какое бы то ни было народное собрание, – это будет революция, гибель правительства и гибель России».