Дед Сергея Нечаева, дворянин и помещик, продал своего сына и его мать, дворовую крестьянку, когда ребенку было десять лет. Сама фамилия Нечаев означала «Ничей». Сильная воля помогла Сергею выучиться на учителя народных училищ. Двадцатилетний Нечаев в 1867 году приехал в Санкт-Петербург, где стал преподавать в одном из приходских училищ. После выстрела студента двух университетов Каракозова в Александра II власти приняли новые правила для высших учебных заведений, которые вызывали неприятие общества и активно создавали противников полицейского государства. Были запрещены студенческие библиотеки, собрания, кассы взаимопомощи, столовые-кухмистерские. Среди студентов каждый третий был из небогатой разночинной семьи и взаимовыручка помогала им в Петербурге сводить концы с концами и осуществлять свою мечту, получая высшее образование. Нечаев, бывший вольнослушателем университета, принимал активное участие в студенческих волнениях зимы 1868 года и весной 1869 года выехал за границу. В Европе он познакомился с М.Бакуниным и выпустил напечатанный красной краской журнал «Народная расправа». Местом издания напечатанного в женевской типографии журнала он поставил «Москва», начав борьбу с Третьим отделением: «Мы хотим народной, мужицкой революции! Нравственно все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему». Нечаев выдвинул свой главный принцип вседозволенности – отсутствие принципов при достижении поставленной цели. Летом 1869 года для себя он написал «Катехизис революционера», не предполагая его распространять, понимая, что он вызовет отталкивающий эффект. Позднее, во время судебного процесса над его группой «Катехизис» был опубликован «Правительственным вестником»: «Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. В нем все поглощено исключительно революцией. Его цель – полное освобождение и счастье народа.
Прежде всего должны быть уничтожены люди, чья внезапная и насильственная смерть может навести наибольший страх на правительство, и лишив его умных и энергичных людей, потрясти его силу.
Революционер живет в обществе, имея целью лишь его беспощадное разрушение. Общество делится на категории.
Первая категория – осужденные на смерть в первую очередь.
Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым только временно дают жизнь, чтобы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.
К третьей категории принадлежат многие высокопоставленные скоты или личности, не отличающиеся ни особенным умом и энергией, но по положению пользующихся богатством, связями, влиянием и силой. Надо эксплуатировать их всевозможными путями, опутать их, сбить с толку, и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами.
Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С одними можно конспирировать по их программе, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибирать их в руки, овладеть всеми их тайнами, полностью их скомпрометировать, так чтобы возврат для них был невозможен, и их руками мутить государство.
Пятая категория – доктринеры, конспираторы и революционеры в праздноглаголющих кружках и на бумаге. Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичное головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих».
Нечаев по обычной почте разослал тысячи писем с листовками и прокламациями по адресам в России, которые мог вспомнить и найти в телефонных справочниках и рекламных буклетах. Третье отделение читало письма, отправляло их адресатам и ждало, принесут ли их в полицию. Если письма не несли, жандармы начинали слежку и преследования за недонесение. Жандармы прекрасно понимали, что это революция на бумаге, но надо было получать чины, звания и ордена. В обществе все знали, что Третье отделение выдавало своим сотрудникам деньги на выкуп тиражей книг, вызвавших неудовольствие властей. Всем было известно, что жандармы деньги воровали, а книги конфисковывали и даже перепродавали. Об этом позоре, как и о провокациях с письмами, писали европейские газеты. В России стали брезгливо презирать жандармов. Из охранителей империи они превратились в государственных воров, любящих издеваться над людьми. Во всей России быстро росло число обиженных и недовольных.
Третье отделение подсылало к Бакунину и Нечаеву в Швейцарию как доверенных лиц из России с рекомендациями их знакомых своих агентов. Они получали десятки писем к реальным сторонникам революционеров. Инакомыслящих тут же брали под надзор или арестовывали. Шум в империи вышел большой и Нечаева объявили особо опасным государственным преступником.