— О пророк! — Мисселину передернуло от отвращения, и она наконец осторожно поставила ведро на пол, словно находилась рядом с диким зверем. — Думаю, тогда тебе всё же не стоит капризничать.
— Я предполагал, что ты так скажешь, — Эскель сел, поморщился и протянул руки, чтобы взять ведро. Поставив его около себя, ведьмак взял флакон с какой-то ядовито-жёлтой жидкостью и капнул несколько капель в воду. Затем взял ведро. Он нахмурился, глядя на его содержимое, а затем поднял и поднес ко рту. После нескольких больших глотков он сморщился. Закончив, он отставил его в сторону.
— Помогает? — спросила Мисселина с нескрываемым любопытством. Эскель издал странный звук, который даже при всем желании нельзя было бы принять за смех.
— Ну и вопросы ты задаешь… — он покачал головой, и капельки воды с его волос попали на платье Мисселины. Девушка не могла справиться с искушением и, отчаянно краснея — слава богу, на чердаке было темно, — посмотрела на мужчину. Мокрая ткань рубашки стала почти совсем прозрачной и теперь облепляла тело, словно вторая кожа. Она ясно видела мускулистую грудь и острую линию ключиц, что были испещрённы различными шрамами… Мисселина тяжело вздохнула.
Она неотрывно смотрела на ведьмака. Когда она увидела его впервые в гостиной Урбино, она подумала, что ещё никогда не видела столь странного человека. Сейчас же её охватило чувство странной неловкости: хотелось смотреть и смотреть на него, не отрываясь, и одновременно было страшно неловко, и надо было бы отвести взгляд, и вообще перестать так по-дурацки краснеть… Желание дотронуться до него стало почти невыносимым, ей отчаянно хотелось провести рукой по груди, по сильным рукам, коснуться влажных волос, почувствовать, какова на ощупь его кожа… Прижаться щекой к его щеке, почувствовать, как его ресницы щекочут кожу. Такие длинные ресницы…
— Ты сегодня была молодцом, — вдруг похвалил её Эскель. — И… прости, что назвал глупой. Ты совсем… совсем не глупая.
— Пустяки… — отмахнулась она. — Но знаешь… я испугалась. Очень. Ужасно.
Запала тишина.
— Мисселина, — позвал он её. — Иди сюда, сядь рядом со мной.
Она поступила так, как он просил. Было холодно и мокро, но она села, подобрав юбки так, что из-под них торчали только носки ее туфелек. Как-то вдруг оказалось, что они сидят слишком уж близко друг к другу. Его мужественный профиль четко выделялся на фоне серого окна, и только плавная линия рта чуть смягчала общее впечатление.
— Ты никогда не смеешься, — заметила Мисселина. — Ведешь себя так, словно постоянно забавляешься, только никогда не смеешься. Но иногда ты улыбаешься, когда думаешь, что никто не видит.
Мгновение он молчал, а потом, всем своим видом показывая, насколько ему данная тема неприятна, заговорил:
— Ты… Ты то и дело заставляешь меня смеяться, — кончики его губ искривились. — Не говоря уже о том, что ты все время поправляешь меня. Забавно при этом выглядишь, знаешь ли. И то, как ты дала отпор Ламберту, тогда, в Каэр Морхене… А потом и с Белкортом не стала церемониться. Ты делаешь меня… — он замолчал, посмотрел на девушку, и ей вдруг стало очень неловко. Мисселине показалось, будто так по-дурацки она еще никогда не выглядела: красная, растрепанная, взволнованная, в мокром платье с чужого плеча… — Позволь посмотреть на твои руки, Мисселина… — неожиданно попросил он.
Она молча выполнила его просьбу и протянула ему руки ладонями вверх. Все это время она не могла отвести взгляда от его лица.
Эскель чуть нагнул голову, и его влажные черные волосы соскользнули на лоб, так что теперь она не могла видеть его глаз. Ведьмак нежно погладил её кожу. И вот наконец подушечка его большого пальца коснулась обнаженной кожи Мисселины в том месте, где отчаянно, словно пойманная птица, бился пульс.
Её сердце едва не выпрыгнуло из груди.
— Эскель…
— Мисселина, — ответил он. — Что ты хочешь от меня?
Он все еще поглаживал ее запястье, и от этого по её телу растекались волны удовольствия. Когда она заговорила, её голос дрожал:
— Я… Я хочу тебя понять.
Он посмотрел на нее через спутанные пряди волос:
— Это действительно так необходимо?
— Не знаю, — пожала плечами Мисселина.
— Разве хоть что-то имеет значение, когда ты все равно ничего не можешь сделать, чтобы изменить положение вещей?
Мисселина искала ответ и не находила. К тому же, она дрожала и говорить ей было нелегко.
— Тебе и в самом деле холодно? — переплетя свои пальцы с её, спросил Эскель, а потом прижал её руку к своей щеке. Она поразилась тому, насколько горячей была его кожа. — Мисселина, — протянул он. Его голос был глубоким и мягким, чуть хриплым от желания.