Лютик посмотрел на неё, с серьёзным видом потягивающую вино из кубка. Почему-то Лютику казалось, что она не простая девушка. На это наталкивало всё: утончённые черты лица, плавная, вышколенная походка, словно у чародейки, сдержанные манеры. Её рука держала ножку кубка до невозможности изящно, а голос был низким, с заметным акцентом, отдающим музыкой Туссента. В ярком свете стоящих рядом восковых свечей поэт понял, что глаза у неё светлее, чем он сначала подумал. Дрожащее пламя отбрасывало на её светлое, продолговатое лицо тени. Свежий шрам, проходящий по узкой губе и подбородку, словно бы светился тонким розоватым мерцанием, ровно как и шрамик над левой бровью, изначально вовсе незаметный.
Очень своеобразная красота для южанки, сделал вывод Лютик. Обычно такие, как она, выступают в роли либо искусных соблазнительниц, либо в роли дев из печальных историй, умершие молодыми. И всё же… какой-то необычной была Мисселина.
— Так… ты будешь рассказывать дальше? — спросил он, потерев затылок.
— Нет, — послышался сверху низкий голос с металлическими нотками. Лютик поднял голову: над ним возвышался ведьмак, которого бард наконец-то узнал. — Лютик?
— Эскель! Вот чёрт, я же тебя сначала вообще…
— Ну да, — фыркнул Эскель и перевёл взгляд на Мисселину. — Какого дьявола ты не спишь?
— Не хочу, — пожала плечами она. — Сядь с нами.
— Мисселина…
— Ну же! Не спорь со мной, прошу, — ведьмак всё же уселся рядом с ней. — Я могу продолжить?
— Да! — с готовностью заявил Лютик, вновь вооружившись угольком.
— О чём ты рассказываешь? — приподнял одну бровь Эскель.
— О вашем приключении, — вместо неё ответил бард. — Видишь ли, мне кажется, про вас я напишу самую лучшую балладу…
— Ты говоришь это о каждой своей балладе, — немного насмешливо перебил его ведьмак. — В итоге…
— В итоге что? — фыркнул Лютик, скрестив руки на груди. — Эскель, пора и тебе признаться. Как я пою?
— Ох-х… волшебно, Лютик, — покачал головой ведьмак, отпив пива. — Как соловушка.
— Ладно, — отмахнулся бард, решив не упоминать, что соловьи поют не так красиво, как люди себе это представляют. — И всё же, что было дальше?
Ведьмак и девушка переглянулись. Мисселина едва успела открыть рот, как рука Эскеля закрыла его. Девушка недовольно хмыкнула.
— Ты уже наговорила достаточно. Я тоже хочу, — сказал ведьмак, и повернулся к Лютику, не разжимая рта девушки. — На чём она остановилась?
— На том, что вы начали отрабатывать какой-то мудрёный стиль боя.
— Ну, слушай тогда…
***
Эскель шумно вдохнул.
Они с Мисселиной отдыхали после короткой тренировки. Ведьмак сидел в тени раскидистой акации, наблюдая за девушкой, топтавшейся в озере на мелководье. Она сбросила сапоги и теперь мочила уставшие ноги, стоя в прохладной воде по колено.
Он снова вздохнул. После того, как оба они признались друг другу, жить стало немного проще. Хотя бы потому, что между ними не стоит эта идиотская стена запрета, возраста и других негласных правил, несоблюдение которых многие посчитали бы аморальным. Однако, если подумать, ведьмаков в принципе считали выродками, лишёнными морали. Так что… какая разница?
И всё-таки, Эскель всё ещё не позволял себе некоторые вещи. Многие, вернее, и перечислить все было бы затруднительно. Но он старался сдерживаться, не торопить ни Мисселину, ни себя. У них впереди достаточно времени, чтобы понять друг друга в полной мере. Возможно, что Мисселина, встречая магичек на их пути, будет продолжать источать свойственную только ей ауру милости и беззащитности, понемногу набираясь нужных знаний. А может, дойдёт и до того, что она захочет стать той самой классической магичкой – без изъянов во внешности, долгоживущей и чуть более капризной. По крайней мере, если она всё же захочет стать чародейкой, Эскель её поймёт. Какая девушка не хотела бы оставаться вечно молодой?
Но, конечно, было бы эгоистично держать её около себя вечность. Став чародейкой, Мисселина может захотеть большего, чем у неё сейчас есть. И тогда… тогда их пути разойдутся. А Эскель не хочет этого. Боится потерять её.
И всё-таки, он эгоист.
— Ложь, — с нескрываемым раздражением фыркнула Мисселина, присев рядом. Эскель нахмурился.
— Опять мысли читаешь.
— А на ком мне ещё практиковаться? — ухмыльнулась она. Вытянула ноги, чтобы высохли. — Ты же знаешь, зачем я это делаю.
— М-да, — фыркнул Эскель.
— Знаю, я не должна этого делать, — их взгляды встретились. Он вздохнула, хотев что-то сказать, но промолчала, отведя взгляд.
Солнце закатывалось за горизонт, и облака – груды сахарной ваты – смущенно порозовели. Их отражения подрагивали в кристально прозрачной воде озера. Лошади щипали траву, щебетали птицы, а Эскель с Мисселиной хрустели оставшейся половиной багета. Вот они, звуки счастья, подумал ведьмак.
— Ты так и не рассказал мне, как нашел это место, — мягко упрекнула Мисселина. — Но здесь просто чудесно.
— Да просто наткнулся как-то, — пробормотал он. — Давно. Повезло, наверное.
Мисселина не сводила взгляда с невероятно гладкого зеркала воды.
— Это место напоминает мне Каэр Морхен, — негромко заметила она.
— Мне тоже, — отозвался Эскель.