Мисселина засмеялась, начав вплетать барвинок в основной ободок из персикарии. Ведьмак, наплевав на какое-то очередное правило, слизал капли мёда с пальцев. Девушка сглотнула, бросив завистливый взгляд на него. Она была очень голодна, но сначала должна была закончить венок. Осталось ведь совсем немного: только несколько незабудок лежало рядом.
Покончив с плетением, девушка с удовольствием упала на живот. Опираясь на локти, она отрезала кусок сыра (коровьего, всё-таки) и, положив его на ломтик хлеба, который она стащила буквально из-под руки ведьмака, с наслаждением откусила сразу половину. Едва успев прожевать первый кусок, она запихнула в рот и второй, затем перевела взгляд на Эскеля. Тот чуть не подавился сыром, смеясь.
— Боже, Мисселина… ты же дворянка.
— И фто? — с лёгким негодованием спросила она, проглатывая хлеб. — Я есть хочу.
— И я это вижу.
Мисселина фыркнула, и, взяв в руки венок, с царственным достоинством положила его на тёмные волосы Эскеля. Ведьмак посмотрел на неё исподлобья, словно не верил в то, что она творит. Зато девушке вдруг стало приятнее, и она мягко улыбнулась. Села, и отрезав ещё ломтик хлеба, полила его мёдом и принялась есть. Эскель же откинул спину на корни ивы, под которой они сидели, и заложил одну руку за голову. Вторая, как обычно, лежала у него на груди.
Девушка перевела взгляд на залитый майским солнцем благоухающий луг, и сияющий, покрытый рябью ставок. Глядя на это всё, она вспоминала Каэр Морхен. Хотелось бы вернуться туда, снова провести всё лето там, плескаясь в прохладных водах тамошнего озера вместе с Геральтом и Цири, слушать вместе с пепельноволосой сестричкой старого Весемира, а по вечерам снова уезжать на тот луг вместе с Эскелем, наслаждаясь закатом и чистым воздухом. Да, ей определённо хотелось снова провести тёплые летние деньки там, в старой ведьмачьей крепости, где всё было пропитано особым духом. Духом древности, магии и множеств поколений охотников на чудовищ. Пожив такой жизнью, Мисселина поняла, что в этом, всё-таки, есть своя романтика. Ведьмаки не имели каких-то планов на будущее, вроде женитьбы, детей и всего прочего, что вбивали в голову Мисселины шестнадцать лет. Ведьмаки, в общем-то, жили моментом, порой не наслаждаясь им, но обязательно ценили его – мало ли что может произойти на большаке или во время выполнения очередного заказа. И всё же – в профессии ведьмака намного больше романтики, чем в дворянской жизни.
Мисселина подтянула колени к груди и посмотрела на спящего Эскеля. Быстро же он удрых. Девушка посмотрела на красивый рельеф закинутых за голову рук, на полоску идеальной кожи в промежутке между краем рубашки и поясом штанов. Подавив желание погладить Эскеля по совершенно плоскому животу, Мисселина взяла шляпу, обернулась и застала ведьмака спящим: глаза закрыты, дыхание ровное, медленное.
Мягкое бронзоватое сияние солнца бледным золотом ложится на кожу и волосы Эскеля. Его смеженные веки окаймлены тенью, чуть гуще оттенка волос. Одна рука лежит на груди, вторая – на земле, раскрыта. Лицо расслаблено, не такое резкое, как во время бодрствования. Должно быть, в этом загвоздка: обычно Эскель не такой мягкий, и потому сейчас так трудно уловить в его лице знакомые черты.
Тут ведьмак пошевелился, его дыхание сделалось прерывистым, глазные яблоки заметались под веками. Рука, что лежала на груди, стиснула невидимый предмет… Эскель неожиданно сел, чуть не толкнув Мисселину: глаза открыты, взгляд затуманен, лицо жутко бледное.
— Эскель? — позвала Мисселина.
Взглянув на девушку, ведьмак резко притянул ее к себе на колени и неистово впился губами в ее губы, запустив пальцы в волосы. Чувствуя грудью, как колотится сердце у Эскеля, Мисселина поняла, что краснеет.
— У-ух! — отстраняясь и растягивая губы в улыбке, выдохнул Эскель. — Прости. Неожиданно я…
— Приятный сюрприз, — низким, хрипловатым голосом ответила Мисселина. — Что тебе такого приснилось?
— Ты, — он намотал на палец её локон. — Мне снишься ты одна.
Всё ещё сидя у него на коленях, Мисселина спросила:
— Правда? Мне показалось, что тебе снится кошмар.
Наклонившись и посмотрев на нее, Эскель ответил:
— Порой мне снится, как ты уходишь. И я всё думаю: вот узнаешь, что есть жизнь лучше, и покинешь меня.
Девушка бережно скользнула кончиками пальцев вниз по скулам, по щекам мужчины. Коснулась его губ. Подобные вещи Эскель говорит только ей. Геральт и Ламберт знакомы с ним долго, любят его и знают: под броней холодной вежливости прячется искалеченная душа. Однако искренность Эскель позволял себе только наедине с Мисселиной. Покачав головой, девушка поспешила убрать упавшие на лицо локоны.
— Ты просто идеально подбираешь слова, — сказала она. — Что ни предложение, то меткая фраза. Слышу её – и сразу верю: ты меня любишь. Если я не могу убедить тебя, что никогда не уйду…
Схватив ее за руку, Эскель попросил:
— Повтори.
— Я никогда не уйду.
— Что бы ни случилось? Что бы я ни сделал?
— Я тебя не оставлю. Никогда. К тебе я чувствую… — Мисселина запнулась. — Ничего главнее у меня в жизни не было и не будет.