Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— А кто же еще? — ответила Каэ. Все это время они стояли на месте, и ноги их медленно и неумолимо затягивало в трясину.

— Нет, — сказал Джангарай, — тут хочешь не хочешь, а надо двигаться вперед, иначе засосет.

В этот момент словно покрывало тумана сорвали с болота и в небе вспыхнуло полуденное солнце.

Каэтана стояла первой, заляпанная грязью и темной, как грязь, кровью, и смотрела на скользкое тело, похожее на туловище гигантской жабы, поставленное на отвратительные лапы с когтями, каждый размером с хороший кинжал. Вдоль спины шел небольшой гребень, а непропорционально тонкая по сравнению с громоздким рыхлым телом шея была перерублена почти у основания. У ног Каэтаны, наполовину уже погрузившись в грязь, лежала голова. Обычная или почти обычная человеческая голова с бледным лицом и широко открытыми удивленными глазами. Отвратительно алые на фоне кожи губы были полуоткрыты, и изо рта торчали тонкие и острые, как иглы, зубы, чуть загнутые внутрь.

— М‑да, — сказал, глядя на них, потрясенный ингевон, — как рыболовные крючки. Если вопьются, то уже не отпустят.

— Я читал о сарвохах, — прошептал Воршуд. — Их описаний приводилось много, но все они были разноречивы. А чтобы такая гадость… Он же не топит людей, он их жрет.

— Вот теперь ты сможешь написать статью для энциклопедии, — сказал Джангарай.

— Правда? — обрадовался Воршуд, забывая о только что испытанном ужасе и погружаясь в сладкие мечты.

Они прошли еще совсем немного. Почва под ногами заметно уплотнилась, а камыши и осока становились все гуще и гуще. Под конец идти стало просто невозможно, а Джангараю пришлось поменяться местами с Бордонкаем, забрав у него копье, благо перспектива провалиться в болото уже не маячила перед путниками. Исполин взял меч Ловалонги и стал быстро прорубать в камышах коридор — но прошло еще около получаса, прежде чем они достигли твердой земли.

Когда все выбрались и почистились, смывая грязь водой из небольшой речушки, впадавшей в болото, напились и отдохнули на берегу, разведя маленький дымный костерок, чтобы спасаться от мошкары, Ловалонга поднялся и произнес почти торжественно:

— Добро пожаловать в Аллефельд.

— Лес как лес, — заметил альв, потягиваясь. — Ничем особенным не отличается. Разве что комарами.

Ловалонга с укоризной посмотрел на мохнатого человечка, но ничего не сказал, а вот Джангарай недовольно бросил:

— Не накликай беды. Ты что, не знаешь, куда нас занесло?

— Проскочим, ‑неуверенно сказал Воршуд. Глаза его стали беспокойньми, и он начал озираться по сторонам.

Бордонкай воспринимал происходящее с философским спокойствием — он был готов сражаться, если появится враг, и готов отдыхать в любую свободную минуту.

— Пойдем? — спросил гемерт, устраивая поудобнее на плече свою Ущербную Луну и направляясь в лесные заросли. — Комары возле болота…

— Ты думаешь, там будет легче? — спросил Джангарай уже вдогонку.

Он и Ловалонга зашагали рядом.

— Скажи откровенно, — пересилив неприязнь к аллоброгу, начал ингевон, — ты‑то зачем с нами идешь?

— Я талисенна герцога Арры, и госпожа Каэтана находится под моей охраной и защитой.

— Ты видел, как госпожа Каэтана рубила трикстеров в капусту? Ты‑то ее как охранишь?

— Это не имеет никакого значения, — упрямо ответил Ловалонга. — В бою у воина всегда должна быть прикрыта спина.

Джангарай с уважением посмотрел на талисенну — эти слова ему явно понравились. Поэтому он решил говорить откровенно.

— Видишь ли, друг мой, — начал он, — нам так или иначе придется путешествовать вместе и доверять друг другу жизнь, честь, свободу и достоинство. Я иду в ал‑Ахкаф, потому что Каэтана учит меня фехтовать. И еще мне нужно узнать у Тешуба, кто убил учителя Амадонгху и могу ли я поквитаться с убийцей. Это два вопроса, которые для меня дороже и важнее моей, скажем прямо непутевой и не очень удавшейся жизни. А что гонит тебя?

Ловалонга задумался, прикидывая, стоит ли признаваться в главном, но наконец решился:

— Откровенность за откровенность. Я не помню большую часть своей жизни. Но меня неотвязно преследует единственная мысль, и долгое время я даже считал себя сумасшедшим: я должен выполнить некое обязательство — но какое, перед кем?..