— Мне рабы не нужны, мальчик. Я напугала тебя сейчас, кто‑то напугает позднее. Если вы предали сами себя — свою человеческую природу, — то уж меня и подавно предадите. Наслаждайся лучше смертными хрипами сестры.
Эйя уже не просил. Он беззвучно шевелил губами, и слезы текли по его посеревшему лицу. Все его тело мелко‑мелко дрожало.
— Единственный раз ты мог бы стать волком, чтобы защитить сестру, но, именно сейчас тебе это не пришло в голову.
— Я… я не могу… — через силу выдавил из себя Урахаг.
— Тебе интересно смотреть, как она умирает?
— Сволочь! — вдруг заорал Эйя, сжимая кулаки, но при этом не двигаясь с места. — Ты убийца. Тебе нравится убивать! Тогда и меня убей, я не смогу жить после этого!
— Да ну?! — Каэтана говорила зло и насмешливо. И еще нечто такое услышали в ее голосе Джангарай и Ловалонга, от чего побледнели. Альв только попятился от Каэтаны, а Эйя застонал. Он отчетливо различил, что сейчас к нему обращаются родные тех людей, которых они с Габией загрызли. И ему захотелось спрятаться у
Баал‑Хаддада — под землей.
— Истина, дорогие волки, заключается в том, что каждого убитого вами человека любил кто‑то, для кого он был единственным. Вы заставили умирать гораздо больше людей, чем можете себе представить, потому что каждый раз вместе с убитыми вами умирали и любящие их.
Каэ отшвырнула от себя растерзанную и рыдающую Габию:
— Ступайте и скажите вашему господину, что рабы ничего не могут поделать со свободными людьми. А если, вы побоитесь явиться перед ним без моей головы и решите вернуться за ней — отрублю лапы и заставлю сожрать!
Такой Каэтаны никто из спутников еще не видел…
Долго шагали они в тягостном молчании, но то Ловалонга, то Джангарай краем глаза замечали, что, почти не таясь, тащились за ними хмурые близнецы в человечьем обличье.
Каэтана шла впереди — грозная, величественная, — и ее боялись беспокоить. Даже Аллефельд, казалось, вдруг присмирел, почувствовав появление той, кто более всего был похож на Владыку, а не на раба или жертву.
Когда стемнело, Каэтана остановилась у раскидистого дерева, предварительно оглядев его со всех сторон на предмет «сюрпризов», на которые был так охоч Лесной владыка. В полном молчании развели костер и сели ужинать. Близнецы топтались на краю освещенного костром пространства. Эйя кашлянул.
— Госпожа, — позвал он жалобно. Каэтана подняла голову.
— Помогите нам, госпожа.
— Сами и сможете себе помочь. Только хотеть нужно по‑настоящему.
— Полнолуние сегодня, — робко подала голос Габия. — А скоро полночь. Может, вы бы нас связали. Иначе мы все равно вернемся. И тогда или вы нас убьете, или мы вас. Но скорее все‑таки вы…
— Хорошо, — неожиданно для всех согласилась Каштана. — Садитесь к костру. Посмотрю я на вас.
— Дорогая моя госпожа, — впервые за долгое время заговорил альв. — Рисковать, знаете ли, незачем. Дети правы. — При слове «дети» Эйя чуть не подпрыгнул на месте. — Надо их связать.
— Всю жизнь связанными не просидят, — отрезала Каэтана. — Я посмотрю. Если они люди, то никакое проклятие им будет не страшно — останутся людьми.
Ну а если нет… — Она не продолжила, но и так всем было ясно.
Близнецы поколебались несколько секунд, затем неуверенно сделали первый шаг, второй и, наконец, решительно придвинулись к огню.
— Спасибо, — сказала Габия.
— Пока не за что, — хмуро откликнулся Джангарай.
— Даже за это — все равно спасибо. — Габия смотрела на мечи Гоффаннона, лежавшие около Каэ.
Ужинали не торопясь, разговаривая о пустяках, будто находились дома, за дружеской трапезой, и никаких забот не имели. Только альв изредка поглядывал на близнецов и беспокойно придвигался поближе к Каэтане, которая после сегодняшней демонстрации силы казалась ему даже надежнее, чем обычно.
Луна медленно и лениво выползла из‑за деревьев и зависла прямо над головами замерших у костра людей.
— Полночь. — Ровный голос Ловалонги ворвался в натянутую плотной тканью тишину; она лопнула и просыпалась на землю множеством звуков: стало сразу слышно, как трещит костер, пробираются в темных зарослях ночные животные, вышедшие на охоту, как шарит по земле Бордонкай, нащупывая на всякий случай рукоять своей секиры.
Очертания близнецов стали слегка размытыми, в их силуэтах проглянул иной облик, словно новую плоть ткали из лунных лучей невидимые ткачи. Еще немного, и уже трудно стало разобрать, волк или человек сидит рядом у костра и пристально вглядывается в тебя светящимися желтыми глазами.
Каэтана коротко взглянула прямо в глаза Габии:
— Если ты человек, а не рабыня, то ты сейчас же вернешься,
Прошло еще одно, самое долгое, самое страшное мгновение, и у костра опять сидели брат и сестра, близнецы, друзья. Оба с обожанием смотрели на людей, которых им приказано было убить.
— Я почувствовала, что волчица во мне — это я, а не мое проклятие. А если это я, то мне и управлять двоими поступками. Хочу — превращаюсь, хочу — не превращаюсь. Не хочу крови, и не будет ее никогда. Это казалось так просто!
— Боюсь, что это просто только в присутствии госпожи Каэтаны, — неожиданно вмешался альв, обращаясь к Табии.