Какие большие зубки

На мгновение мы оба замерли в ожидании. Темнота вокруг нас сгущалась. Но в конце концов он покачал головой.

– Мне очень жаль, – сказала я.

– Что ж, – сказал он. – Я перепробовал много всего за эти годы, пытаясь либо освободить себя, либо уничтожить вашу семью. Когда приехала ты, я подумал, что, быть может, ты и есть ключ, потому что ты как будто была полна решимости разрушить бизнес. – Он невесело улыбнулся. – Но ты превзошла себя. Скоро твоя grand-mère убьет здесь каждого. А потом, надеюсь, я обрету свободу. Или, по крайней мере, останусь один.

– Ты не можешь допустить, чтобы с нами такое случилось, – сказала я.

– Ошибаешься, – сказал он. – Я не могу причинить вред никому из твоей семьи. Но вся красота плана заключается в том, что мне не придется делать абсолютно ничего.

– Я могу заставить тебя помочь мне.

– Я уверен, что ты не станешь.

– То есть ты мне доверяешь?

От этого его губы растянулись в едва заметной улыбке, хотя я видела, как он пытается это скрыть.

– Я собираюсь убить ее, – продолжала я. – Отравлю ее во сне. Дракондии достаточно сильны, чтобы убить кого угодно. Но мне надо подняться наверх так, чтобы никто не видел. В дом можно проникнуть другим путем, не так ли?

Он кивнул и указал на темный угол. Поначалу я ничего не могла разглядеть, а потом поняла, что темное пятно на стене было выходом. За ним начинались ступеньки.

– Раньше этот проход вел в кухню, – сказал он. – Но теперь там есть небольшое углубление, и он ведет…

– Под лестницу, – сказала я. – Я знаю.

Артур схватил меня за руку.

– Подниматься туда – плохая идея, – сказал он. – Эта женщина очень опасна.

Я опустила взгляд на руку, убившую первенца Персефоны и Миклоша, руку, держащую меня. Холодные пальцы, на удивление крепко сжимающие мою ладонь. Я снова посмотрела на Артура, и он выпустил мою руку, словно обжегшись. Несмотря на все, что он сказал, он не хотел делать мне больно. Хотя бы этим я могла себя утешить.

– Я найду способ от нее избавиться, – сказала я. – И как только ее не станет, я сниму с тебя проклятие.

– Ничего не поменяется. – Он отвернулся и шагнул прочь от меня, глубже в тень. – Для меня ничто никогда не изменится.

– Изменится, – возразила я. – Потому что я – другая.

– Я тебе не верю.

Я поползла, помогая себе руками, чувствуя, как влажный пол подвала оставляет грязные пятна на моей юбке и коленях. И заглянула в его прекрасное искалеченное лицо.

– Ты не обязан верить мне на слово, – сказала я. – Потому что я покажу тебе.

Мне хотелось поцеловать его или укусить за шею. Но я не стала. Вместо этого я широко улыбнулась ему в темноте.

– Если мне понадобится помощь, – сказала я, – могу я на тебя рассчитывать?

– Я весь твой.

– Это ненадолго!

Мне показалось, будто я слышу его смех. Но я уже вползла на четвереньках в дыру и оказалась в крошащихся развалинах старого подвала с полусгнившей лестницей.

Осторожно ступая на каждую ступеньку, чтобы убедиться, что они выдержат мой вес, я стала подниматься в темноте. И вот я оказалась внутри стен. Я то и дело натыкалась лицом на провода, свисавшие тут и там. Но я медленно прокладывала себе путь, пытаясь нащупать доску, которая должна была быть где-то здесь. Наконец, под моими пальцами оказалась задвижка, которая остановила меня в прошлый раз.

Тусклый свет коридора казался ослепительным после подвальной тьмы. Я не сразу разглядела отца, скрючившегося передо мной.

Он рычал низким голосом себе под нос, едва заметная темная фигура на полу. В моей голове невольно промелькнула мысль: как быстро я сумею залезть обратно в стену? Сдержит ли его дверь, если он попытается броситься за мной?

– Не смей вредить мне, – скомандовала я, хоть мне и становилось от этого нехорошо. – Молчи. – Это ведь на самом деле уже не папа, значит, не так уж и плохо я поступаю. Но рык не прекратился.

– Это не сработает, моя дорогая, – раздался сверху голос grand-mère

.

Она спустилась по лестнице и обогнула угол. На ней было длинное бледно-зеленое платье, лавандовые перчатки и идеальная укладка. Я ненавидела ее, но в то же время испытала стыд за то, что стою перед ней вся в грязи.

– Майлз – часть меня, а ты ведь сама понимаешь, что не можешь мне приказывать, – пояснила она. Ее голос не кажется злым, заметила я. Она говорила бойко, констатируя факт. – Но хорошо, что ты вернулась.

Отец, не прекращая рычать, двинулся на меня.

– А теперь, – сказала grand-mère, – Закрой эту дверь и не выходи из дома, пока я тебе не разрешу.

Я зажмурилась и направила всю свою сосредоточенность, каждую унцию, на то, чтобы сдержать собственные руки по бокам. Но они поднялись, я повернулась и, не глядя, против своей воли, закрыла дверь. Grand-mère улыбнулась мне.

– Наконец, – сказала она, – мы с тобой можем всерьез обсудить твое будущее.

* * *