Кальде Длинного Солнца

— Клянусь Кипридой, я люблю тебя, Сиськи, хотя я слишком слаб, чтобы трахнуть тебя, но я тебя люблю. Ты — именно та женщина, которую я всегда хотел.

Она не сказала ни слова, но ее дыхание слегка изменилось, и он понял, что она не спит, хотя она хотела, чтобы он так подумал. Ему показалось нормальным, что она хотела приглядеться к нему, и он не обвинял ее, не хотел женщину, которая не хочет приглядеться, потому как такая женщина рано или поздно захватит тебя, даже если не собиралась.

Только он уже увидел, пока переворачивался на бок, увидел все, в чем когда-либо нуждался. И он уснул рядом с ней, совершенно довольный.

* * *

— Я поразил вас, патера-кальде. Я знаю это, вижу по вашему лицу. Боюсь, что мои глаза уже не те, какими они были. И я уже не слишком хорошо читаю выражения лиц. Но ваше я прочитал.

— До некоторой степени, Ваше Святейшество. — Бок о бок они прошли через пустынную Солнечную улицу — высокий юный авгур и сгорбленный старик; на один медленный шаг Шелка приходилось два Квезаля, неровных и нетвердых.

— С тех пор, как вы закончили схолу, патера-кальде, с тех пор, как появились в этой четверти, вы молились, чтобы в ваше Окно пришел бог, верно? Уверен, что вы это делали. Все вы так поступаете, или почти все. На кого вы надеялись? На Паса или Сциллу?

— Главным образом на Сциллу, Ваше Святейшество. Откровенно говоря, тогда я вообще не думал о младших богах. Я имею в виду остальных богов, помимо Девяти — ни один бог не является по-настоящему младшим, я полагаю. Сцилла казалась наиболее вероятной. Прежде всего, мы приносили жертвы только в сцилладень; и, в конце концов, она — покровительница нашего города.

— И вы хотели, чтобы она сказала вам, что делать. — Квезаль прищурился на Шелка в беззубой улыбке, от которой тот смутился. — И чтобы она наполнила вашу кассу, и вы бы смогли починить эти старые здания, купить книги для вашей палестры и каждый день приносить великолепные жертвы.

Шелк неохотно кивнул.

— Я понимаю. О, как я вас понимаю. Это совершенно нормально, патера-кальде. И даже похвально. Но как же насчет меня? Как насчет меня, который вообще не хочет, чтобы боги приходили? Это неправильно, а? Неправильно, и вас это тревожит.

Шелк покачал головой:

— Не мое дело судить ваши дела или ваши слова, Ваше Святейшество.

— Тем не менее, вы будете. — Квезаль остановился, внимательно оглядел Ламповую улицу и, казалось, прислушался. — Вы будете, патера-кальде. Ничего не поделаешь. Вот почему я должен рассказать вам. Рассказать о кое-чем важном, хотя, как вы думаете, вы выучили о нем все, когда были мальчиком. Я имею в виду план Паса. Потом вы можете отправиться к майтере не-помню-ее-имени.

— Мята, Ваше Святейшество.

— Вы сможете уйти, чтобы помочь сбросить Аюнтамьенто ради Ехидны, и я уйду, чтобы найти побольше людей для этого и более лучшее оружие. Начнем с…

— Ваше Святейшество? — Шелк нервно пробежал пальцами по гриве волос, больше не в состоянии сдерживаться. — Ваше Святейшество, вы знали, что Пас мертв? Вы знали об этом раньше, прежде, чем она рассказала нам об этом?

— Конечно. Мы можем начать с этого, патера-кальде, если это так волнует вас. Рассказали бы вы об этом с амбиона Великого мантейона, если бы были на моем месте? Публично заявили об этом? Провели траурную церемонию и так далее?

— Да, — твердо сказал Шелк. — Да, я бы так и сделал.

— Я вас понимаю. А что, как вы думаете, убило его, патера-кальде? Вы — умный молодой человек, который, как я знаю, усердно учился в схоле. Отчеты ваших учителей очень благоприятны. Как мог умереть Отец Богов?

Теперь и Шелк услышал слабый рокот карабинов, а потом долгий согласованный рев, который почти мог быть громом.

— Упало здание, — сказал ему Квезаль. — Не беспокойтесь об этом, отвечайте на мой вопрос.

— Я не могу постичь этого, Ваше Святейшество. Боги бессмертны, они не стареют. Именно бессмертие делает их богами, и более, чем что-нибудь другое.

— Лихорадка, — предположил Квезаль. — Мы, смертные, умираем от лихорадки каждый день. Возможно, он подхватил лихорадку?

— Боги — духовные существа, Ваше Святейшество. Они не могут болеть.

— Лошадь ударила копытом в голову. Как вы думаете, это возможно?

Шелк не ответил.

— Я подшучиваю над вами, патера-кальде, конечно. Но не праздно. И мой вопрос абсолютно серьезен. Ехидна сказала, что Пас мертв, и вы не можете не верить ей. Я узнал об этом тридцать лет назад, на самом деле вскоре после его смерти. Как он умер? Как он мог?

Шелк опять пробежал пальцами по копне золотистых волос.

— Когда меня сделали Пролокьютором, патера-кальде, у нас во Дворце была ваза, принесенная еще из витка Короткого солнца, замечательная вещь. Мне сказали, что ей не меньше пятисот лет. Почти непостижимо. Согласны?

— И бесценная, я бы сказал, Ваше Святейшество.

— Лемур хотел напугать меня, показать, каким безжалостным он может быть. Я-то об этом знал, но он не знал, что я знаю. Мне кажется, он думал, что если я узнаю, то никогда не осмелюсь противиться ему. Он взял эту вазу с постамента и разбил у моих ног.

Шелк с изумлением уставился на Квезаля.