Калигула. Тень величия

Фабий возвращался во дворец, переполненный счастьем. Прелестный лик чернокудрой Мессалины витал перед его взором, и юноша все еще продолжал ощущать в своей ладони ее легкую руку. Они расстались, пообещав впредь никогда не разлучаться, и каждому представлялось, что впереди у них долгая череда волнующих свиданий. Астурик уже рисовал себе будущее, где он, гордый и воинственный, едет в колеснице, как триумфатор, по Священной дороге, а жалкие рабы из покоренных племен идут следом, и горы драгоценностей и золота несут они в дар его императрице, что ждет его у священного храма, и нет в мире никого прекрасней ее. Ради нее Фабий уже готовился весь мир поставить на колени, чтобы бросить к ее ногам все, что она пожелает, даже невозможное. Когда свершится заговор, и он станет императором, то прославит Рим, покорив неизведанные земли, раздвинет границы и не будет равных могуществу его. А все ради той, которая милее всех на свете. Он докажет ее отцу, что Мессалина встретила идеал, о невозможности которого внушал он дочери, собираясь продать ее ради милостей Калигулы, недостойного и погрязшего в распутстве.

В триклинии дворца, судя по пьяным крикам, смеху и визгу, шла очередная оргия, и Фабий поспешил незамеченным пробраться в свои покои, чтобы невзначай не столкнуться с кем-нибудь из новых друзей. Он откинул занавес своей кубикулы и в неясном свете огонька светильника вдруг увидел, что ложе его кем-то занято. Винные испарения витали в воздухе, и Астурик с досадой подумал, что кто-то из гостей ошибся покоями, но, подойдя ближе, понял, что на его постели, безмятежно раскинув руки, спит Ливилла. Это неприятное открытие разом отрезвило его, и Фабий присел рядом с ней, намереваясь разбудить ее. Меньше всего ему хотелось сейчас видеть эту презренную особу. Он брезгливо потряс Ливиллу за плечо, но она что-то неясно пробормотала и повернулась на бок, скрыв свое лицо, как он успел заметить, изрядно заплаканное, с разводами сурьмы на щеках.

Со вздохом Фабий скинул на пол тогу и устроился рядом с постелью. Он и сам не заметил, как сон смежил ему веки, и Морфей милостиво распахнул пред ним врата своего царства, подарив утешение увидеть во сне ненаглядную красавицу Мессалину.