Митька глянул вокруг. Неподалеку два трубача ловили большую золотисто-рыжую лошадь под казачьим седлом. Она, не давалась, взвиваясь на дыбы, била задом и хищно скалила зубы, норовя укусить.
— Гляди, — сказал Митька, — это ж Харламова конь.
— Эй! Эй! Чего вы коня нашего гоняете? — крикнул Федоренко.
Они подъехали к трубачам.
— Ваш, значит, конь? — спросил старый трубач.
— Да, с нашего взвода, — сказал Митька.
— Скажи, какое дело! — заметил трубач, подкрутив длинный седеющий ус. — До старости дожил, а не видал, чтобы конь, как собака, не допускал до хозяина.
— А где хозяин? — вскрикнул Митька, чувствуя, как у него тревожно сжалось и забилось сердце.
— Вон лежит, — трубач показал рукой. — Ты осторожнее, парень. Как бы конь тебя не убил.
Но Митька, спешившись, подбежал к лошади, которая, узнав его, доверчиво ткнула ему в плечо головой, и склонился над Харламовым.
Харламов лежал на спине, широко раскинув мощные руки. Видимо, здесь произошла страшная схватка. Вокруг лежало несколько изрубленных тел. Рядом, уткнувшись в траву, дергался и хрипел в луже крови огромный солдат.
Красивое лицо Харламова было обезображено глубокой сабельной раной. Через перерубленную посредине фуражку виднелись залитые кровью золотистые волосы.
— Санитара! — сдавленным голосом сказал Митька.
— Санитар тут без надобности, — заметил старый трубач. Он поднял и опустил безжизненно упавшую руку Харламова.
— Какого человека убили… — тихо сказал Федоренко. — Лучшего бойца в эскадроне.
Вдали послышались мягкие звуки сигнальной трубы.
Митька нагнулся к Харламову, поцеловал его в губы и, сложив ему руки, выпрямился.
— Вы уж, товарищи, как полагается схороните его, — просительно сказал он трубачам. — Это был такой парень… такой… — Митька не договорил. Нижняя челюсть его задрожала. Он сжал зубы, нахмурился. Только теперь он почувствовал, какого друга потерял в эту минуту. К его горлу подкатился колючий клубок. Не желая показать душевную слабость, он отвернулся, сел в седло и, ведя в поводу лошадь Харламова, поскакал к полку, откуда все настойчивее доносились звуки сигнала, игравшего сбор.
Он скакал, а горячие слезы бежали по его смуглым скуластым щекам.
Разгром Буденным белой конницы под Воронежем и решительные действия ударной группы Орджоникидзе под Орлом остановили наступление белогвардейских армий на Москву.
Теперь, во исполнение сталинского плана разгрома Деникина, Буденному предстояло разбить сильную группировку белых в районе Касторной. В штабе корпуса только что была подучена директива Южного фронта, и Семен Михайлович внимательно ее перечитывал:
«…конному корпусу Буденного по овладении г. Воронеж нанести удар в общем направлении на Курск с целью отрезать части противника, действующего к северу железной дороги Воронеж — Курск; ближайшей задачей ставлю овладение железной дорогой Касторная — Мармыжи…»
Под Касторной Деникин сосредоточил более двадцати конных полков с бронепоездами. Соотношение сил опять было неравное. И Семен Михайлович решал, как ему лучше разбить противника с малыми силами.
Он сидел над картой и, разговаривая с Бахтуровым, намечал предварительный план действий по овладению касторненским узлом, когда вошел Зотов и доложил, что по степи движется большая колонна конницы.
Семен Михайлович вместе с Бахтуровым вышел на улицу. Там, поглядывая на лежавшую под селом степь, и коротко переговариваясь, толпились бойцы.
Последние дни шли дожди. Сегодня выпал первый снежок, на котором мириадами блесток сверкали лучи яркого солнца. И вот из степи, горевшей под солнцем, извиваясь на поворотах дороги, надвигалась огромная масса всадников. Колыхались распущенные знамена. Шевелился целый лес пик.
«Хорошо, славно идут», — думал Семен Михайлович, глядя в бинокль. Всадники ехали колонной по три. Встречный ветер раскидывал полы их длинных зеленых шинелей, под которыми виднелись яркокрасные брюки. Опущенные и застегнутые под подбородком суконные шлемы придавали всадникам богатырский вид.
Семен Михайлович увидел, что высланный с разъездом Дундич подскакал к командиру, ведущему колонну, и, переговорив с ним, послал бойца с донесением.
Боец выпустил лошадь во весь мах и с веселым, возбужденным лицом подскакал к Буденному.
— Наши, товарищ комкор! — весело доложил он, сдерживая на скаку заскользившую лошадь.
— Какие наши? Откуда? — быстро спросил Бахтуров.
— Одиннадцатая дивизия. К нам на помощь идут.
Дивизия входила в село. Трубачи, качнув сверкнувшими трубами, заиграли марш «Прощание славянки».